Парадиз

Когда наш прекрасный умышленный город только рождался из лона Заячьего острова, у него было много имен, связанных с Петром-камнем и городом-бургом. Петр I же называл свое сокровище просто и точно – Парадиз. Он конструировал самый северный рай на земле как трезвый практик и вдохновенный мистик одновременно. И эта сакральная амбивалентность, наверное, есть главное в природе Санкт-Петербурга.

Про «хищный глазомер простого столяра» (Осип Мандельштам) знают все. А Петр I в роли метафизика – не слишком известный факт. Но в этом нет ничего странного: его отец, царь Алексей Михайлович Романов, который во многом способствовал преклонению сына перед западной цивилизацией, весьма увлекался тайнописью и астрологией, а также был фанатом соколиной охоты. И вот в некоторых источниках записано, что Петр увидел над Заячьим островом орлов, которых считал вестниками потусторонних миров, кормил и охранял, и принял появление птиц, которые не живут в наших широтах, за несомненный знак свыше. Так это или нет, но орлов в Петербурге не меньше, чем львов. А грифонов, гибридов орлов и львов, охраняющих богатства и приносящих удачу, ну совсем не мало.

Много говорится о том, что место для строительства новой столицы было выбрано по совету масонов из числа приближенных к императору, что и сам первый император был, пожалуй, масон, и что Амстердам был в XVIII веке масонской столицей, и что именно Святой Грааль, скрытый где-то в городских недрах, и питает наш город благодатью и чудесами. Сведения, которые ни подтвердить нельзя, ни опровергнуть. Однако есть некая историческая фактура. Само по себе пространство финно-угорское и шведское было концентрированно сакральным – здесь располагались древние ритуальные места, как, например, Марсово поле. Или, например, Заячий остров у шведов назывался Веселым – там традиционно праздновали Ивана Купалу, а потом стал Чертов, когда все его население смыло наводнением. Ну и так далее. В ситуации такого контакта, какой сложился у будущего императора, страстно желавшего построить золотой город, с древней землей, важен вопрос мощности личности, веры и сильных чувств. Это общеизвестный закон материализации желания, явления чуда, не важно, кто щелкает пальцами – Саи Баба или Петр I. В дальнейшем местность наша становилась все более насыщенной, сложной и противоестественной, а следовательно, волшебной. За двести лет город прошел путь от античности и Древнего Египта через барокко и бидермайер к модерну. И совершенно не важно оказалось для сознания, скопирована ли архитектура, как в случае с Амстердамом и Венецией, то есть все выполнено буквально по меркам, или это стилизация, как в случае, например, с Древним Римом. Горожане равно представляли себя живущими в той или иной эпохе.

И если, допустим, Лондон или Нью-Йорк регулярно обновлялись в архитектурном (а значит, и ментальном) плане посредством сноса большей части утративших актуальность зданий, то в Петербурге оказались сохранны все периоды, наслаиваясь один на другой. Наиболее мистической частью города теоретики архитектуры считают начало города – собор Петра и Павла, Петропавловскую крепость и ее окрестности, средневековую концентрическую часть, ну улицы Плуталова и Бармалеева там, и не зря. Между тем история Петербурга хранит слишком много мрачных сюжетов, персонажи которых легко остались в этой толще знаков и символов в ином виде. (Оказывается, даже сфинксы на Университетской набережной не слишком и добры.) Но поскольку вокруг Парадиз, то люди неминуемо начинают создавать добрых городских идолов. Им можно поклоняться и просить у них заступничества перед безденежьем и нелюбовью. Ну еще успешно сдать экзамены. Это основные статьи обращений к хранителям. Есть исключения – один атлант под портиком Нового Эрмитажа имеет отбитый при артобстреле в блокаду большой палец ноги, который реставрировать не стали в память о войне. Вот он хранит от вражеской пули. (Другой новоэрмитажный атлант, тоже с большим пальцем ноги, традиционный – он заботится о богатстве просителей.)

Новые добрые идолы, новые символы стали появляться сравнительно недавно. Поэтому хочется рассказать две позитивные истории, долго поддерживающие оптимизм петербуржцев. Про Ксению Блаженную вообще очень современно. Молодая женщина под воздействием шока от потери любимого мужа надевает его одежду, чтобы ассоциировать себя с дорогим человеком. И в трансовом состоянии связи с другой реальностью она начинает пророчествовать, творить добро и приносить всем, кто верит ей, удачу. История абсолютной гармонии и красоты. А вот про фамильную икону Петра I, с которой он никогда не расставался. Народ называл ее «Спаситель». Масштабы ее популярности после смерти императора были грандиозны. Пристань у Петровского домика так и называлась «Пристань к Спасителю», а лодочники кричали: «К Спасителю – за две копейки!» Особо любили ездить к Спасителю студенты, школьники и другая экзаменующаяся молодежь. По причине наплыва паломников икону перенесли в Троицкую церковь, а затем в Спасо-Преображенский собор, где она и пребывает по сей день и временами мироточит.

В Инете все объекты чудесных посещений и их функции подробно описаны, такие маленькие милые суеверия. Но в данном контексте важно понимать больше – сама земля Петербурга, как и другая сакральная земля, способна менять поведение людей и преображать. Есть еще одна физическая особенность нашей местности – кругом гранит. Происхождение этого камня до сих пор туманно, но не подлежит сомнению то, что он дает более высокий радиационный фон, а некоторые виды представляют собой сырье для добычи урана. Общеизвестно, что радиация усиливает метафизические свойства пространства. Парадиз наш, конечно, не Гималаи, но тоже ничего.

В преддверии Рождества можно было, наверное, на Пески отправиться, на Рождественские улицы (все еще пребывающие под псевдонимом Советские), там район древнее некуда. Суворовский проспект идет по границе песчаной гряды (отсюда и Пески) Литоринового моря. Я лет пять назад традиционно ходила к Рождественской мессе в собор Лурдской Богоматери, недалеко от Песков (туда даже коммунисты ходили в Рождество в советские времена, не только православные). Выхожу после мессы, денег в кошельке (и вообще) десять рублей, и вижу – храмовый нищий с шапкой стоит. Я десять рублей свои туда и положила. Как же мне после этого везло весь год, даже не пересказать!

Марина Гончарова