Общество

Андрей Курпатов: «Билет в новую реальность будет доступен не всем»

«Куда катится наш мир?» – об этом мы поговорили с известным психотерапевтом. И выяснили – к концу. Но это совсем не страшно.

Так получилось, что с Андреем Курпатовым мы беседовали буквально за пару часов до его встречи с участниками форума независимого (читай альтернативного) театра «Площадка Vol.2». Поэтому наш разговор начался с искусства и… харрасмента.

– Андрей Владимирович, сегодня театр можно назвать властителем дум?

– Конечно нет. Но когда проходит театральное мероприя­тие наподобие этого форума, нужно в обязательном порядке говорить, что театр – это очень важно. Пусть это так лишь для миллиона людей в нашей стране. Не смотрите так печально – на самом деле это огромная масса людей. Мы же все разъехались по своим культурным «квартирам». Причем каждый живет в своем культурном мирке, пребывая в наивном заблуждении, что его мирок и есть универсальная вселенная. Но нет, наш мир распадается. Он превращается в огромное множество разрозненных субкультур. По сути, все мы сейчас стали маргиналами – театральными, киношными, телевизионными. А еще есть средний и крупный бизнес, политика местная и федеральная, блогеры-миллионники и, например, антропологи и нейробиологи. Все это теперь отдельные субкультуры со своими лидерами, внутренними баталиями, ценностями и так далее. Но мы знаем только о том, что происходит в нашем конкретном мирке.

– Но все дружно объединяются благодаря соцсетям. В минувшем году мы наблюдали, как нынче организуется «охота на ведьм», на двух несопоставимых примерах – харрасменте в Штатах и обструкции, которой подвергли школьника, выступившего в бундестаге.

– Не скажите… Нам только кажется, что у этих событий невероятный резонанс. Сейчас даже Трамп на это не тянет. На самом деле последней жертвой настоящей травли была Моника Левински. Уровень события – ну где-то потискались, – а эффект оглушительный: ее имя стало нарицательным, президент был на грани реального импичмента, Хиллари и вовсе без Левински нельзя представить. Когда мы только превращались в «мировую деревню» в соцсетях, действительно, возникали настоящие волны, которые никого не оставляли в стороне. Сейчас это так – волнушки…

– Ну не знаю, Кевину Спейси, кажется, здорово испортили карьеру.

– Я имею некоторое представление, как в этой «фабрике звезд» все функционирует. Речь ведь идет не об единичном событии, а о серьезной, накопившейся в индустрии проблеме. Тут просто прорвало, как нарыв. А почему? Раньше все зависели от голливудских боссов, находящихся на вершине мощнейшей иерархической конструкции. Но сейчас все изменилось: они больше не могут выдать кому-либо волчий билет. Теперь у каждого есть возможность составить конкуренцию Голливуду – создавать видеоконтент, выкладывать его в сетях и получать такую аудиторию, которой нет у самых дорогих блокбастеров. Какое количество людей смотрит сейчас какой-нибудь центральный канал? Где-то три миллиона одновременно, может быть, шесть.

– Насчет телевизионных рейтингов не скажу, а вот последних «Пиратов Карибского моря» в России посмотрели 6 миллионов зрителей.

– Ну вот, а у Веры Брежневой в инстаграме 8 миллионов подписчиков. И они смотрят ее страничку каждый день. Так вот в Голливуде существовала иерархия, которая основывалась на ограничении доступа видеоконтента к зрителю. Но она разрушилась. Люди, которые раньше терпели эту зависимость, получили непосредственный доступ к зрителю и играют на этих скандалах, чтобы собрать свои 6–8 миллионов зрителей.

– Итак, если все распадается на маргинальные субкультуры, значит, мы идем и к децентрализации власти?

– Это началось не сегодня, а в 1960‑е годы. До этого весь мир был организован по принципу иерархии – империй и индустрий, пронизывающих общество насквозь. После Второй мировой войны прежнее мироустройство реально рухнуло. И тот, кто верил, что оно восстановилось, пребывал в иллюзиях. Ничего не восстановилось, дальше все пошло-покатилось. Во Франции случился 1968 год, в Америке – ползучая революция «детей цветов» с их протестами против «традиционных ценностей». В итоге институт власти рухнул. Сама «инстанция власти» обанкротилась. Власть – это не какой-то большой начальник, который за всеми нами бдит, а, на самом деле, наш ближний круг. Но это не я сказал, это Мишель Фуко и как раз после событий 1968-го.

– Да, он заметил, что подлинные инстанции власти – это наши родители, учителя, воспитатели, врачи, полицейские и так далее.

– И сейчас это получило подтверждение в нейрофизиологии. Дело в том, что наш мозг не способен жить в большей социальной группе, чем 150–230 человек (так называемое число Данбара). Впрочем, 230 человек – это оптимистичная оценка. Анализ поведения в Сети и биллинг мобильной связи подтверждают, что мы реально общаемся в течение года с 150 людьми. Причем 7–8 человек находятся в авангарде – это те, с кем мы постоянно взаимодействуем. Потом идет второй круг (20–40 человек) – это те, с кем мы общаемся более-менее регулярно, но не постоянно. Оставшийся хвост – это те, с кем мы общаемся от случая к случаю. И наконец, за этим кругом в 150 человек начинается бездна: люди, которых мы опознаем просто как функции – продавец, дворник, пассажир на соседнем кресле. Так что нет вокруг нас никаких несметных человеческих толп, сколько бы подписчиков у вас ни было на Facebook или в Instagram. То есть существует очень ограниченный список людей, с которыми мы находимся в реальных отношениях. И как прежней «власти» в таких условиях проявлять себя? Никаких шансов.

– Почему же раньше получалось?

– Все структурировалось через единое информационное поле. Мы находились под большим социальным давлением, связанным с тем, что практически все люди исповедовали одни и те же ценности. Это типичный социальный конформизм, который был открыт еще Соломоном Ашем: когда все люди вокруг меня говорят на «белое» – «черное», а на «черное» – «белое», вы почти автоматически начнете верить тому, что вам говорят, а не тому, что на самом деле видите. И поверьте, при правильном подходе ломаются все. Для нашего поведения важны не «личность», которой нет, не «ценности», которые тоже лишь слова, а «социальные подсказки».

– Но тогда откуда берется оппозиция?

– Этологи недаром называют социальный инстинкт иерархическим. В этом его суть: всякое животное, зная свое место в стае, хочет забраться выше. Если кто-то объявляет себя властью, всегда появляются те, кто хочет занять их место. Претензия на власть и социальный конформизм – это просто две разные вещи. Если хотите, само желание оппозиции играть на том же поле, что и власть, – это уже своего рода социальный конформизм. Конкуренция за власть будет всегда, и она не связана ни с истиной, ни с ложью. Но есть существенное отличие: раньше огромное количество людей реально исповедовало одни и те же ценности, придерживалось одних и тех же взглядов, потому что у них попросту не было альтернативы. Сейчас, когда альтернатив стало несчетное множество, невозможны ни объединение, ни дискуссия. Каждый окукливается в пространстве своих 150 человек.

– Так или иначе, человек получил доступ к «биогенетической» кнопке, и сегодня можно говорить о грядущем торжестве власти с приставкой «био».

– Да, это то, что сейчас реально может стать для человечества новым и непреодолимым вызовом: растущее биологическое неравенство. Мы, вероятно, достаточно скоро сможем получить очень дорогие медицинские технологии, которые позволят существенно продлевать жизнь человека. Но есть и второе направление. Все знают про Силиконовую долину – долину не только чокнутых гиков, но и супербогатых людей, которые, на самом деле, и являются фактической властью будущего. Так вот они инвестируют огромные деньги в технологии, позволяющие, когда они будут созданы, увеличить интеллектуальные возможности человека. Тут или непосредственное воздействие на мозг человека с помощью различных средств, или сращивание мозга с компьютером.

– Похоже, речь идет о создании сверхчеловека.

– Да. Но уже сейчас входной билет в эту новую реальность доступен весьма ограниченному числу людей. Мир уже безвозвратно разделился на богатых и бедных. Два года назад, по данным Международной организации борьбы с бедностью, 62 человека обладали состоянием, равным состоянию половины населения Земли. Но в прошлом году уже 8 богачей обладали состоянием, которым владеет добрая половина человечества! Представьте себе это соотношение: 8 человек с одной стороны и каких-нибудь 4 миллиарда – с другой. Скоро эти мультимиллиардеры создадут новые государства – своего рода метрополии в нейтральных водах океана (соответствующие работы сейчас ведутся невероятно активно). Когда же они возникнут и провозгласят независимость, они смогут обойти любые законодательные ограничения: хоть клонируй себя на запчасти, хоть чип себе в мозг вживляй – нет проблем! И не надо питать иллюзий, никто им помешать не сможет. Ведь именно эти люди сейчас контролируют энергетику, соцсети, электронные деньги, а также ракеты – и боевые и космические.

– И какие тогда модели государственного устройства возможны? Технократия? Автократия искусственного интеллекта? На идеалистическую ноократию, основанную на приоритете человеческого разума, судя по всему, рассчитывать не приходится.

– Вряд ли. Как, впрочем, и на другие. Представьте себя на месте обладателя невероятного состояния: вы живете на таком вот искусственном острове, созданном в идеальной климатической зоне, а кругом весь этот мир со своими проблемами. Понятно, что мы будем заняты только сохранением состояния личного комфорта. Технологии стремительно меняются, и надо постоянно быть начеку. То есть перед ними стоит масса вполне понятных и животрепещущих вопросов, а вовсе не какие-то завиральные идеи мира во всем мире. Нет, сейчас каждый будет биться за свой угол, кров и кусок.

– Идея глобализации умерла?

– Она переродилась: кому-то принадлежат соцсети, кому-то – технология вживления чипов, кто-то майнит универсальные валюты, а кто-то занимается отправкой первых людей на Марс. Это уже совершенно новый мир, а мы до сих пор валяем дурака и отказываемся признать, что «как раньше» уже больше никогда не будет.

 Ну хорошо, осознали этот факт. И что теперь?

– Мне кажется, сейчас важно начать решать две главные проблемы. Первая проблема – это появление по сути нового типа людей, сформированных цифровой средой. Нет никакой уверенности, что для них будут эффективны прежние форматы социального управления, основанные на коммуникации. Причина этого в нарастающей аутизации, о чем я подробно рассказываю в своей последней книге «Чертоги разума». Вторая проблема связана с технологическими новациями, которые, с одной стороны, лишат нас работы, а с другой – предложат нам развлечения, от которых мы не в силах будем отказаться (дополненная реальность, визуализация текста и так далее). То есть это путь во всеобщие бедность и глупость. Что с этим делать – пока не знает никто.

Да, мы оказались в новой реальности, и мы к ней не готовы. Мы даже не знаем, чему учить детей, потому что совершенно непонятно, к каким новым обстоятельствам жизни их готовить. Единственное, чему мы должны их в сложившихся обстоятельствах учить – это умению думать. Если они этот навык освоят, то в какой бы реальности они ни оказались через десять-двадцать лет, они смогут эффективно функционировать, а не поубивают друг друга. Для чего я создал в Петербурге интеллектуальный кластер «Игры разума», где есть и Высшая школа методологии, и Академия смысла? Мы как раз создаем практические курсы, которые обучают человека навыкам мышления. Сейчас важно не образование в сфере экономики, которая завтра изменится до неузнаваемости, или горной добычи, которую скоро полностью возьмут на себя роботы. Это именно образование для человеческого интеллекта.

– Но если у этих интеллектуально образованных людей по определению не будет ключей доступа в прекрасное будущее, то какой смысл?

– Скорее всего, не будет. Но вот Владимир Владимирович Познер любит рассказывать, какое сильное впечатление в свое время на него произвел фильм «Полет над гнездом кукушки».

– Он часто цитирует Макмерфи: «Я хотя бы попытался…»

– Да, надо попытаться…

… То, что цивилизация в нынешнем ее виде перестанет существовать – это нормально. Сколько таких цивилизаций в истории человечества уже было и рухнуло? Рухнет эта, появится новая. Снова будет темное Средневековье, а потом Ренессанс и так далее. Возможно, снова будут и Платон с Архимедом, Фуко с Эйнштейном, только имена их будут звучать как-то иначе.

Человечеству около 200 тысяч лет, какие-то зачатки культуры появились 40 тысяч лет назад. Мы, сегодняшние люди, свою историю, по сути дела, отсчитываем с первого тысячелетия до нашей эры. То есть нашей культуре как таковой 3 тысячелетия. А вот наш мозг создавался эволюцией миллионы лет, и это неплохой агрегат, доложу я вам! Так что в какой бы исторический переплет человек ни попадал, он будет адаптироваться. В момент подобных фазовых переходов гибнет только симулякр, содержание-то остается. Люди все равно находятся во взаимодействии, имеют возможность прожить жизнь с увлеченностью и интересом к сложному. В этом смысле что там, на дворе, какая цивилизация – не так важно. Это все карнавальные одежды, которые наш мозг надевает всякий раз по случаю воцарения очередного мифа о человеке, новой идеологии или культуры.

– А если его другим начинят?

– Риск есть, и это нормально – мы же входим в зону неопределенности. Но, скорее всего, как биологический вид мы не исчезнем. Сколько нужно особей, чтобы воспроизводить наш вид? 200? Но давайте возьмем с запасом – 1000 человек. И мозг породит следующие культуры, оденется в новые карнавальные одежды. На самом деле это все даже забавно. Жили бы в пещерах, не высовывались – вот было бы занудно, а так, по крайней мере, развлекаемся. И есть о чем подумать, и есть с кем об этом поговорить.

Елена Боброва

Предыдущая статья

Хиты Азии с рестораном «Шикари»

Следующая статья

Максим Галкин. Что думает о власти человек, далекий от власти?