Максим Галкин. Что думает о власти человек, далекий от власти?

Он не восседает в Госдуме (пока, во всяком случае), не руководит эстрадной школой и даже курсом (зато отдает всего себя воспитанию двух маленьких детей), из-за его решений нефть не подорожает (как, впрочем, и не подешевеет – понять бы, что же на самом деле на нее влияет), и он не решит вопрос с эмиграцией в Европе. Но все же Максим Галкин почти четверть века имеет власть – над зрителями (на последней «Тэфи», кстати, был признан лучшим «ведущим развлекательной программы»), а теперь и над подписчиками инстаграма.

– Максим, когда вы больше ощущаете свою власть – когда выходите в зрительный зал или в онлайн-пространство?

– Власть – слишком авторитарное слово для описания общения с залом. Правильнее будет сказать, что я разговариваю со зрителями, как с друзьями. Для меня важна возможность их видеть – даже если зал большой, а у тебя близорукость, ты хотя бы слышишь живую реакцию. Ты про них все сразу понимаешь. Общаясь в Интернете, никогда не можешь быть уверенным в искренности человека, который тебе отвечает. Это односторонняя связь, несмотря на все эти лайки и комментарии. Но когда ты уже имеешь раскрученный аккаунт, куда заходят в том числе твои потенциальные зрители, ты можешь понять тенденцию: что нравится, что не нравится сегодня людям, на что они реагируют.

– Несколько лет назад вы говорили, что вам не нравится общение в Интернете, а в итоге стали популярным блогером. Почему случился этот перелом?

– Я и сейчас не могу сказать, что в восторге от этой части нашей жизни. Мне больше нравится общаться с друзьями у себя дома или с живым залом на концерте. Но сейчас соцсети развились, и, например, инстаграм дал мне возможность некоего компромисса между тем, что мне нравится в Интернете и что не нравится. Инстаграм авторитарен, и мне это по душе, мне это дает власть менять его страницу, включать или выключать комментарии, поскольку не считаю, что в своем личном онлайн-дневнике должен давать неограниченную свободу слова третьим лицам.

– Никогда не закрадывалась мысль, что есть опасность стать рабом инстаграма?

– Конечно, есть ощущение, что ты ответственен за то, что приучил своего подписчика получать «конфеты» каждый день. Но это обманчивое ощущение. Для меня и тех людей, которые меня читают, мой пост ценен именно тем, что он возникает естественно, а не вымученно, потому что «так надо». Есть желание что-то рассказать – рассказываешь, нет – нет.

– Кто в этом случае больше выигрывает – вы подпитываетесь от своих подписчиков или они подзаряжаются вашей энергией?

– Я считаю, что любое успешное предприятие (а моя страница в инстаграме совершенно неожиданно для меня стала успешным предприятием, не в финансовом смысле, в смысле востребованности) всегда подразумевает взаимообмен энергией. Никакая история с потоком энергии в одну сторону долго не существует. Разумеется, как я подпитываюсь от просмотров, лайков, комментариев, так и люди получают частичку юмора, позитива, какую-то поддержку. Я много подобных отзывов читаю, и меня радует, что минутка забавного видео дарит людям хорошее настроение на весь день.

– Если смотреть глубже, искусство все-таки обладает властью над человеком? На вас что-то оказало серьезное влияние?

– Оно обладает властью над теми, кого научили его понимать, над пещерным человеком искусство никакой властью не обладает. Это взаимный процесс развития – человек создает искусство, искусство воспитывает нового человека. Что касается меня, то не могу сказать: «Вот это перевернуло мое мировосприятие». Но тем не менее есть эпохи развития в искусстве, которые производят на меня большое впечатление. В частности, это Ренессанс, и особенно я люблю художников, скульпторов раннего Возрождения. Знаете, во Флоренции есть знаменитый собор, и в свое время на меня большое впечатление произвели восточные ворота баптистерия этого храма работы выдающегося мастера Лоренцо Гиберти. Микеланджело сказал о них: «Такими должны быть ворота в рай». И, кстати, в Петербурге есть реплика этих ворот флорентийского баптистерия – северные ворота моего любимого Казанского собора (он всегда производит на меня какое-то особое впечатление), выполненные мастером Василием Ефимовым двести лет назад. Так что советую дойти до Казанского собора и внимательно рассмотреть их. Неизгладимое впечатление производят вещи не просто талантливые и даже гениальные, а те, на создание которых люди положили свою жизнь. Скажем так: между «Черным квадратом» Малевича и «Моной Лизой» да Винчи я выберу «Мону Лизу».

– Да, вы ведь хотели в детстве стать архитектором. Если бы это случилось, что бы вам хотелось построить?

– Я бы построил что-то эклектичное, невероятно современное с точки зрения начинки и при этом гармонично сочетающееся с окружающей природой, средой. А если говорить о функционале, то это был бы концертный зал – их так мало у нас. Но, к счастью, есть прекрасный БКЗ «Октябрьский», где вы сможете меня увидеть в феврале.

– Однажды вы рассказали, что звездной болезнью переболели еще в пятом классе. Так что медные трубы вам не страшны. А перед искушением властью устояли бы?

– Для меня власть никогда не была чашей, полной даров. Для меня власть – это, во‑первых, абсолютная несвобода, во‑вторых, крайняя степень ответственности и, наконец, самые сложные обязательства. И такой Змей Горыныч может быть наказанием, проклятием – чем угодно, только не искушением. Я никогда не жаждал власти, хотя бы потому что искушения надо преодолевать, а я не люблю что-то преодолевать, испытывать самого себя.

– Ну хорошо, а что скажете насчет «быть при власти»? Это ведь тоже искушение для художника…

– Смотря чем художник занимается. Живописцы, архитекторы, скульпторы, композиторы, безусловно, могут процветать при власти, быть ею вскормлены, собственно, испокон веков так и происходило. Что касается режиссеров, драматургов – здесь сложней, все зависит от того, про что снимают, пишут, на чем специализируются, скажем так. А вот юмористам, сатирикам сложно сохранить себя рядом с властью. Они уживаются, но в ущерб себе, а значит, судьба их недолговечна и печальна. Короче говоря, я считаю, что человек моей профессии должен, по крайней мере, стараться, не прижиматься сильно к власти, не ставить и власть и себя в идиотское положение.

– Но, как известно, определяющая нашу жизнь власть – в семье. На Западе сейчас дискутируют, кто же главный – ребенок или родители? Если датский специалист Йеспер Йулл говорит о партнерском обращении с ребенком, то шведский психиатр и отец семерых детей Дэвид Эберхард критикует либеральный подход к воспитанию ребенка.

– Если говорить об отношениях мужа и жены, то они могут быть какими угодно, все зависит от договоренности, от гармоничности в союзе. Одинаково прочными бывают союзы, когда жена главная, муж подкаблучник, и когда муж главный, а жена подчиняется. Или муж и жена равноправны. Главное, чтобы всех все устраивало. А что касается воспитания детей, то тут я убежден: дети должны воспитываться в глубоком уважении к старшим, слово старшего должно быть увесистее, чем слово ребенка. Но это не отменяет уважительного отношения к ребенку. Не надо навязывать ребенку какую-то модель личности, надо уважать в них ту личность, с которой ты познакомился, когда он появился на свет. Это модель и демократическая, паритетная, и иерархическая. Главное, чтобы ребенок видел только любовь, мир и покой и через эту атмосферу получал правильные директивы…

Елена Боброва