На Невском – 2100

Автор – компьютер с программной установкой на описание будущего. Редакция за его сочинения ответственности не несет.

Глава восьмая. Дурдом-2

В городе не по сезону намело сугробы. Это была предвыборная пурга. Пургу гнали все кандидаты в президенты. Две недели они жили в одной специально оборудованной студии, не выходили из нее и в режиме онлайн активно и непрерывно общались друг с другом. Получилось что-то типа старинной телезабавы «Дом-2». Участники телешоу копались в прошлом соперников с момента зачатия, не стеснялись в выражениях, даже распускали руки и в результате чуть не сорвали выборы: за доставленное удовольствие всех их так полюбили избиратели, что не могли решить, за кого голосовать.

Но тут объявился олигарх Зомби. Создатель компании «Зомби и сын», он был известен своей фирменной маркетинговой каббалистикой. Пустил в ход суперновую технологию, позволяющую зомбировать мозги, и легко объяснил народу, что в данную минуту с песней «Гуд бай, пиплы, гуд бай!» мир пытаются завоевать биороботы. Что они практикуют насильственное донорство органов, использование человеческих тел для производства киберов. Что готовятся кибератаки и на нашу страну. Но у него якобы есть знакомые хакеры, которые эти атаки отобьют.

«Как-то все это не по-людски», – решил народ и на всякий случай проголосовал за олигарха.

Фейк этот оказался голливудским фильмом, а песня – к нему саундтреком. Однако ветер перемен уже подул. Новый президент «включил дурака», и вся его политика была направлена на отупление народа, который к этому моменту умом уже и не блистал. По крайней мере, в популярном шоу «Когда не все дома» вещи начали жить своей жизнью и оказались умнее многих людей.

«Деньги надо делать, а не декларировать», – когда-то учил Зомби сына. И с тех пор кредо их компании – беспределу время, потехе час.

«Его недостатки – продолжение его достатка», – успокаивали себя граждане, а придворные актеры уже вещали со сцены: «Я сам зомбироваться рад». Этот переделанный Пушкин оказался лишь первой ласточкой истребления культурного кода страны, и прежде всего Петербурга.

Лариса Ахмадеева. «Петербург»

***
– Слышали? Какие-то темные личности выступают против белых ночей! – спросила, влетая в редакцию журнала «На Невском», Аномалия. – Какая-то климатическая зараза якобы может исправить эту ошибку природы.

– Конечно, слышали: плохие новости – наша профессия, – Умный Глянец был не в настроении. – И это только начало.

– Цензура на природу – такого еще не было.

– Примут поправки в законы природы – и будет еще не такое.

– Он и труппы собирается оживлять, – сказала Харизма. – Ну, в смысле – театральные. Даст денег прогоревшим театрам, чтобы купить их на корню.

– То-то я смотрю: многие худруки делают ноги. Валят на границу. Типа любить Россию лучше на Ривьере. Я, между прочим, только что оттуда: мы там снимали «Любовь к трем апельсинам».

– Это такой справочник по сексопатологии? – поинтересовался Зингер. – Из серии: режиссер был болен и снимал только постельные сцены?

– Это такая классика, несчастный! И чтобы в нее попасть, надо хорошо прицелиться.

– Некоторые уже прицелились и вовсю охотятся на Льва, – настроение Умного Глянца испортилось окончательно.

– Какого?

– Толстого!

– Понимаешь, – объяснила Харизма, – только что по правительственным каналам, которые проецируются даже на сетчатку глаз, прошел фильм по старинному роману Пелевина. Толстой там из классика русской литературы мутировал в воинствующего постмодерниста по прозвищу Железная Борода: с оружием в руках пробирается на стрелку в Оптину Пустынь покаяться в своей толстовской ереси, а по дороге разбрасывает бомбы. А в это время зрителю радостно компостируют мозги все кто ни попадя: писатель-демиург, поп-убийца, лама-перерожденец и прочие мракетологи. Получается гремучая смесь христианства, буддизма и травославия (от слова «конопля»). Причем все это очень дурно пахнет – в прямом смысле, вонь отвратная!

– А еще там Толстой с Достоевским охотятся за мертвыми душами и отбирают у них водку с колбасой, – поморщился Умный Глянец. – После этой водки в голове наконец проясняется: это кино должно вызвать отвращение к русской литературе. Над пелевинским сочинением когда-то просто посмеялись, а сейчас его превращают в генератора отрицательных эмоций.

– Кстати, об отрицательных эмоциях. Послушайте, у моей лучшей подруги Элиты они зашкаливают: с тех пор как Бест исчез, она не похожа на себя. Колитесь, где он, или поклянитесь русской литературой, что не знаете.

– Как сказал бы постмодернистский Толстой, все счастливые семьи счастливы одинаково недолго.

– Ну да, – согласилась Харизма. – А траво-славный Достоевский непременно бы добавил: сначала они будут делить постель, потом постельные принадлежности…

– Ну а вы мне прямо сейчас объясните, куда-куда вы Беста удалили!

– Он всего лишь подался в политическое подполье. Но если Элита зайдет в кафе «У Толика», может, что-нибудь и выяснит у хозяина.

***
«Песня остается с человеком, если он не смог ее продать», – поет «У Толика» группа «Барклай», а на стене висит лозунг дня: «Кашу в голове маслом не испортишь».

– Эта светская шиза мне прям череп просверлила, – возмущается хозяин заведения Одессит Одесситович. – Сверкнув голливудским оскалом, вцепилась бордовым маникюром в руку. Оказывается, я чуть не нарушил международный этикет – хотел вручить визитку левой рукой. А нужно правой.

– Да, у некоторых народов существуют поверья, запрещающие выполнять важные дела левой рукой, – объясняет Элита. – А весь остальной мир на всякий случай должен соблюдать это правило. Чтобы не осложнять коммуникацию. А в Китае не принято уступать даме место, а в Англии комплименты типа «Как восхитительны пирожные!» расцениваются как бестактность.

– Скажу вам как родной: у них там такие дела, которые пусть у нас не будут.

– Не скажите! В некоторых странах, например, хорошим тоном считается возвращать подарки разорившемуся человеку.

– Это смешно сказать, не то что подумать.

По поводу возвращения подарков возникает стихийная дискуссия, плавно перетекающая в обсуждение: а нужен ли вообще нам этикет? Здравомыслящий человек и так, мол, догадается, что, скажем, разговаривать с набитым ртом все-таки неудобно.

– И что помаду девушке можно дарить только в том случае, если в ближайшем будущем собираешься ее целовать, – сказала Пищеблоковская Незнакомка. Но почему-то мужским голосом. Она внезапно появилась у столика, за ней плыл по воздуху поднос. Скинула официантский прикид вместе с гримом – и оказалась Бестом во всей его красе.

– Шифруетесь? – спросила Элита, придя в себя после трех капель воды на рюмку коньяку. (Ничего более успокоительного у Одессита не оказалось: лекарства помогают выжить только тем, кто их продает, считает он.)

– Отошел на заранее подготовленные принципиальные позиции, – ответил Бест.

– Это все, что вы имеете мне сказать?

– Нет, не все. Еще я хочу попросить: разрешите войти в историю вместе с вами!

И все смешалось в коктейле «Облонский».

Ник Негоголь

(Продолжение в следующем номере.)