Там, где остановилось время
Все, достало. От жары плавится асфальт. А если не асфальт, то мозги точно – от компьютера, от шума машин, от соседа, слушающего рэп. К счастью, приятель предложил составить компанию в путешествии в Мандрогу. «Не в Мандрогу, а Мандроги. Ты не знаешь, что такое Мандроги?» «Ну, слышал», – вяло отмахнулся я. Короче, поехали…
Крокодилы на крышах
По дороге изучил вопрос. Мандроги – этническая деревня на берегу реки Свири, среди дремучих лесов заповедного края. Когда-то здесь жили вепсы, рыбачили, охотились, торговали – повезло же оказаться на пути «из варяг в греки». Петр I место под свои нужды приспособил – здесь производили железо, добывали гранит, строили корабли. В Великую Отечественную деревня сгорела. И возродилась в 1996 году уже как туристический объект. Ну и пусть хоть так… Первое, что удивило в Мандрогах, – яркие крокодилы на крышах. Вместо традиционных коньков. Потом выяснил. Во-первых, не крокодилы, а коркоделы. Во-вторых, оказывается, на озерном Севере существовал культ подводно-подземного божества ящера-коркодела. Так что стало ясно: впереди еще немало откровений. Так и оказалось, когда мы окунулись в жизнь обитателей этой деревни – мастеров, владеющих давно забытыми народными ремеслами.
Жизнь продолжается
Мандроги – история в чем-то искусственная (хотя дома вполне себе жилые). Там не тонешь в грязи, нет покосившихся заборов, беззубых старух. Сплошь иноземщина фотографируется на фоне старинных изб. Которые свезли сюда из Прионежья и Приладожья. Заглянули в один дом и осели там надолго – мастер, представившийся Константином Егоровым, раскатывал тесто, потом вырезал всякой разной формы печенья – и в печь. «Это не печенье, а архангельские пряники-козули!» – «Как-как?» – «Козули. От слова “коза”. На Севере коров было мало, не выдерживали холодов, а коза – без проблем. Шерсть шла на носки, варежки, мясо, молоко – на стол, ну а шкура во всех языческих обрядах используется». Козули – обереги, у каждой фигурки свой смысл. Мне козульщик подарил сердце: «Разломите и отдайте вторую половинку сам знаешь кому». Кстати, тут же и жена Константина. Он у печи хлопочет, она продает козули. Даже здесь мир с ног на голову перевернулся – в северных деревнях мужиков вообще на порог кухни (по-ихнему «кут») не пускали. «Дом-то аутентичный?» – спрашиваю. «А как же! Из Северо-Вологодской области привезен. В нем много поколений прожило. Одни из первых жильцов – вон, на портретах. Было у них 12 детишек, иначе никак – руки в хозяйстве нужны. Люди было работящие, жили по принципу: «Как поработаешь, так и полопаешь». Семья была дружная, достаток в доме был – денюжек хватало не только на портреты, но и на дорогущее двести лет назад зеркало». Вокруг узкие лавки, плетеные коврики, сундуки, аутентичная кухонная утварь. Длинные полати. «Здесь и жили?» – «Да, на Севере люди жили на втором этаже, на первом была скотина. А теперь я здесь с супругой летом живу. Если бы вы знали, как хорошо спится на полатях!»
В поисках утраченного
Вот так залипнуть можно в любой избе – за разговорами или просто глядя, как мастера делают свое дело. Берестянщика не хочется отвлекать – так серьезно плетет лапти, словно переделывает карту мира. У кузнеца по стенам – инструменты для земледелия, кованые петли, подковы. На потребу современным гостям Мандрог – всякие безделушки и держатель для вина, но взгляд приковывает живой огонь. В каждом из нас пещерный человек… Группка женщин сгрудилась у кружевницы, а та, не глядя на коклюшки, плетет воротник и выдает лекцию про старинные белевские кружева. На стене – вязаные ангелы, хвостатые артемоны, цветы и – удивительно – скрипичный ключ. «Такие узоры можно в рамку», – перехватывает мой недоумевающий взгляд кружевница.
То, что Менделеев прописал
Зовут в Музей водки, в старинный трактир и блинную. В блинной печку окружили китайские товарищи. Говорят, блины они не едят, зато дай пофотографировать процесс. Аж с головой лезут в печку, перфекционисты. До раков с пивом не дошли, увлеклись чем-то. Музей водки, разумеется, пропустить не могли никак. В самом музее три тысячи образцов «водоньки». Между прочим, напоминают нам в этом водочном раю, по мнению Менделеева, водка самый гармоничный алкогольный продукт из всех имеющихся. Как не поверить знаменитому химику? Дают попробовать две. Попробовал. Одна хорошая, но обычная. Вторая – знаменитый 40-градусный напиток на травах, приготовленный, как говорят, по древним рецептам Екатерины II. Да, знатная императрица была, знала толк во многом, настойка ее хороша… Пить, как известно, искусство. Но и оформлять питие – искусство тоже. Многообразие форм бутылок радует – все-таки неиссякаема фантазия человека. У стойки все люди братья, пусть и на краткий миг. Американцы поднимают стопочку за наше здравие – мы за их. Русские незнакомцы просто начинают рассказывать о своем житье-бытье…
По следам ВВП
Время идет быстро. Странно, остров маленький, а чтобы его осмотреть, времени нужно много. По карте понимаем – где-то здесь мини-зоопарк, «Поляна сказок», перепелиная ферма, конюшня (только на лошадях тут и передвигаются). На доме висят веники – баня, вздохнули мы. Другие баньки, говорят, спрятаны вдоль реки… На пути попадается валенок. Самый натуральный, только гигантский. Занесен в Книгу рекордов Гиннесса. Странный рекорд, да ладно… Те умные, что приезжают на несколько дней, а не галопом по Мандрогам, рыбачат, грибы-ягоды собирают. В одной избе – не мастерской, а что-то типа гостиного двора (цены кусаются, они явно рассчитаны на зарубежных товарищей), – портреты ВВП за работой. Нет, не той, где требуется галстук. Пятнадцатилетней давности президент что-то лепит, рисует. Вдохновенно, надо сказать…
Так же вдохновенно наяривает на балалайке музыкант Василий, сидя на лавке перед одним домом. Как занесло в Мандроги инженера-авиаконструктора из Казани – отдельная песня. Но теперь он наслаждается жизнью вдали от городской суеты: «Вижу каждый день лес, реку, коней на конюшне, ласточек, что свили гнездо в доме, где моя мастерская. Могу слушать тишину, которую никогда не слышал за 40 лет жизни в больших городах». «Ba-la-lay-ka!» – радуется немец. А уж когда Василий по-немецки запел «Варяга», восторгу немчуры не было предела. И сразу фотографироваться с Василием: «Gut! Gut!» Гут не гут, но в шапку музыканта ничего не кинули. От досады Василий взял инструмент, о существовании которого я прежде и не догадывался. Протяжный стон старинной колесной лиры понесся к берегу реки.
Игорь Натров