Персоны

Академик Павлов. Каким умом Россию не понять

Каждая собака знает: академик Павлов производил опыты на друзьях человека и открыл условный рефлекс. То, что он первый русский нобелевский лауреат за работу по физиологии пищеварения и создатель теории высшей нервной деятельности, тоже не секрет. Но существует и малоизвестная страница жизни знаменитого ученого, 170-летие со дня рождения которого мы недавно отмечали.

Весной 1918 года Иван Петрович Павлов выступил в Петрограде с двумя публичными лекциями «Об уме вообще и русском в частности». Их застенографировала жена ученого, но в советское время они никогда не публиковались и только в конце 20-го века появились в печати (все три лекции опубликованы в «Физиологическом журнале им. И. М. Сеченова», № 9, 1999 год. – Прим. ред.).

«Господа! Я юношей вошел в научно-экспериментальную лабораторию, в ней я провел всю свою жизнь… И мне кажется, что я научился оценивать человеческий ум вообще и наш русский в частности», – сказал Павлов и мотивировал свои лекции исполнением классической заповеди «Познай самого себя». Конечно, самое интересное в этой истории – оценка академиком русского ума. Причем не научного, который определяет только судьбу русской науки, и не крестьянско-пролетарского, а интеллигентского, который определяет судьбу народа: «Мне кажется, что то, что произошло сейчас в России, есть, безусловно, дело интеллигентского ума, массы же сыграли совершенно пассивную роль».

Чрезвычайное сосредоточение мысли

Это первое свойство ума, по мнению Павлова. Но ему казалось, что русский ум не склонен к сосредоточенности. «Возьмем наши споры. Они характеризуются чрезвычайной расплывчатостью, мы очень скоро уходим от основной темы». По этому поводу Иван Петрович привел высказывание бывшего члена одной из западноевропейских коллегий: почему вы так много говорите, а результатов ваших разговоров не видать? «Кропотливость и усидчивость для нас плохо вяжутся с представлением о даровитости. А между тем для настоящего ума эта вдумчивость, остановка на одном предмете есть нормальная вещь».

Кстати, у собак, как выяснил Павлов, тоже существует два типа нервной системы: «один крепкий, солидный, работоспособный, а другой рыхлый, дряблый, очень скоро устающий. И нельзя сомневаться, что первый тип является более сильным, более приспособленным к жизни».

Непосредственное общение с действительностью

По Павлову, главная задача ума – ясное и точное познание действительности. И он очень удивлялся тому, что его студентов не интересуют опыты, которые он демонстрирует на лекциях, и что будущие физиологи не имеют реального представления о самых элементарных вещах. К примеру, не могут объяснить, каким образом к ребенку поступает молоко матери, не понимают механизма сосания: «А механизм этот до крайности прост, вся суть в разнице давления между атмосферным воздухом и полостью рта ребенка… И этот вопрос – самый убийственный на экзамене не только для студентов, а даже и для докторов». В зале засмеялись. «Это не забавно, это ужасно!» – отреагировал Павлов на смех.

«Русский ум не привязан к фактам. Он больше любит слова и ими оперирует». Иван Петрович припомнил одно врачебное собрание, на котором председательствовал Боткин: «Выступили два докладчика, возражая друг другу; оба хорошо говорили, оба были хлесткие, и публика аплодировала и тому и другому. И я помню, что председатель тогда сказал: “Я вижу, что публика еще не дозрела до решения этого вопроса, и потому я снимаю его с очереди”. Ведь ясно, что действительность одна. Что же вы одобряете и в том, и в другом случае? Красивую словесную гимнастику, фейерверк слов».

Абсолютная свобода мысли и беспристрастность

Это качество ума необходимо, чтобы сметь отвергнуть то, что установлено в науке как непреложное: «Если я такой смелости, такой свободы не допущу, я нового никогда не увижу». Есть ли у нас эта свобода? – спрашивал Павлов. И отвечал: нет. «Я помню мои студенческие годы. Говорить что-либо против общего настроения было невозможно. Вас стаскивали с места, называли чуть ли не шпионом». То же, по его мнению, происходило и в Государственной Думе: «Стоит кому-либо заговорить не так, как думаете вы, сразу же предполагаются какие-то грязные мотивы, подкуп и так далее. Какая же это свобода?» При этом если реальность или новые открытия противоречат вашим идеям, нужно иметь мужество от них отказаться. Но такого беспристрастия, считал Павлов, у российских интеллигентов не наблюдалось. «Мы глухи к возражениям не только со стороны иначе думающих, но и со стороны действительности».

Обстоятельность, детальность мысли

Иван Петрович напомнил, как произошло открытие Нептуна: «Когда расчисляли движение Урана, то нашли, что в цифрах чего-то недостает, решили, что должна быть еще какая-то масса, которая влияет на движение Урана. И этой массой оказался Нептун. Все дело заключалось в детальности мысли». И вот эта детальность русский ум не интересовала.

«Мы все достоинство полагаем в том, чтобы гнать до предела, не считаясь ни с какими условиями». Куда весной 1918-го мы гнали до предела? В революцию, гражданскую войну. «Перед революцией русский человек млел уже давно. Как же! У французов была революция, а у нас нет! Ну и что же, готовились мы к революции, изучали ее? Нет, мы этого не делали. Мы только теперь, задним числом, набросились на книги и читаем. Я думаю, что этим надо было заниматься раньше».

Стремление научной мысли к простоте

Простота и ясность для Павлова идеал познания. Поэтому на своих лекциях он разрешал слушателям прерывать его на полуслове, если им что-нибудь было непонятно. «Почему же не пользуются этим правом? Понимают? Нет. И тем не менее молчат, равнодушно относясь к своему непониманию… Бывали у меня одновременно и русские, и иностранцы. И в то время как русский поддакивает, на самом деле не понимая, иностранец непременно допытывается до корня дела». Павлова это поражало.

«У нашей публики есть какое-то стремление к туманному и темному». В связи с этим утверждением Иван Петрович вспомнил, как в каком-то научном обществе делался интересный доклад: «При выходе было много голосов: “Гениально!” А один энтузиаст прямо кричал: “Гениально, гениально, хотя я ничего не понял!” Как будто туманность и есть гениальность. Как это произошло? Откуда взялось такое отношение ко всему непонятному?»

Стремление к истине

В любознательности, любопытстве и стремлении к приобретению новых истин Павлов русскому уму не отказывал. Однако его тревожило, что не любит российский интеллигент постоянно возвращаться к добытой истине, убеждаться в том, что это действительно истина, а не мираж. «Достаточно нам что-либо узнать, и интерес наш этим кончается: а, это все уже известно». Иван Петрович был озадачен: разве это верно, что прописные истины больше нас не интересуют, не определяют наше положение?

Смирение мысли

У нас, констатировал Павлов, этого смирения нет, у нас наоборот – гордость и уверенность. «Люди верили, что Россия протрет глаза гнилому Западу. И вы думаете, что жизнь изменила наши взгляды? Нисколько! Разве мы теперь не читаем чуть ли не каждый день, что мы авангард человечества!» Академик Павлов был уверен: это свидетельствует, «до какой степени мы не знаем действительности, до какой степени мы живем фантастически».

Горько от ума

Иван Петрович признался, что его характеристика русского ума мрачна, и он это горько сознает. Но ум – это специальный орган развития, на нем больше всего сказываются жизненные влияния, он развивается и совершенствуется. «Хотя бы у нас и были дефекты, они могут быть изменены. Это научный факт. А тогда и над нашим народом моя характеристика не будет абсолютным приговором».

Как на русский ум повлияла дальнейшая жизнь? Актуальны ли выводы академика Павлова сегодня? Надо подумать.

Светлана Мазур

Предыдущая статья

Международный Большой детский фестиваль: как зацепить ребенка?

Следующая статья

Рождённая в Финляндии