Валерий Гриковский: Страсти по Линнею

Идея выставки «Страсти по Линнею» – взаимоотношение научного метода познания и метода познания, который предлагает искусство, в сегодняшнем мире. Это проект о натурфилософии – о том золотом времени, когда наука, искусства и ремесла шли рука об руку и обогащали друг друга. Когда все вещи рассматривались не в отрыве друг от друга, а в тесной связи со всем остальным, когда исследователь был и зоологом, и анатомом, и теологом, и философом одновременно. Классическая наука всегда подразумевала, что истина существует, и целью науки является ее поиск. С каждым новым исследованием, фактом, гипотезой точность ее описания возрастает. Гуманитарные науки и общественная мысль поставили этот вопрос под сомнение и стали разрабатывать тезис, что истины нет, а есть совокупность мнений, каждое из которых уникально. Теперь это был уже не толковый словарь, где от главного ствола идут боковые ветви, а некая энциклопедия фактов, гиперссылок, где представлены все возможные мнения, совокупность которых и образует некую истину. Естественные науки очень четко понимают, какая гипотеза ближе к истине – теория катастроф или теория эволюции. В искусстве можно провести эти цепочки как угодно, и чем необычнее эти цепочки, тем интереснее. А в науке – чем четче и железобетоннее, тем правильнее. Искусство сегодня пользуется другими методами существования и познания, чем наука. Сейчас мы живем в эпоху клипового мышления, трендов-брендов, фрагментарных стратегий. В основе проекта – ностальгия по утраченному единству, по времени натурфилософии как неиспорченной юности человеческой мысли.

С другой стороны, работая как график с бумагой, с черно-белым изображением, с пятнышками, полосочками и точками, я постоянно думал о возможном направлении моей творческой эволюции. В проекте «Карго-культ» я стал увеличивать размеры рисунков до двух, трех, пяти метров. Куда еще больше? В этом проекте я выхожу за плоскость бумажного листа, в 3D. Как правило, графика обогащается фактурой, текстурами, а здесь, наоборот, отсекается ее часть. Например, образ формируется совокупностью пустот. Я называю это минус-графикой.

Глядя на самый первый объект при входе в галерею, можно сказать, что моя реальность как художника распадается на тысячи кусочков, но мой мозг ученого не дает ей распасться. Я фиксирую, накалываю каждый фрагмент на булавку, снабжаю этикеткой. Получается такая тотальная архивация.

Свою творческую деятельность я воспринимаю как научную. Многие модные журналы пишут, что каждый новый проект для меня – не просто акт творческой сублимации, а исследование на ту или иную тему. То это исследование мультикультурализма, современного глобализованного постиндустриального общества, в котором нет центра-периферии, где все направления одинаковы. То это исследование на тему восприятия культурных и иконографических клише.

Я с детства хотел быть ученым. Увлекся биологией, потом переориентировался в медицину и стал получать медобразование. Причем я четко осознавал, что буду заниматься теоретической медициной. Исследовательская группа, в которой я работал, заражала злокачественными образованиями кроликов и смотрела, что у них происходит в мозгах. Оказалось, что в подкорковых структурах мозга очень быстро происходит реакция на периферийные процессы. Три-пять клеток рака, а определенные структуры уже реагируют! Если научиться регистрировать этот сигнал, то можно диагностировать рак на второй день после возникновения. Все это безумно интересно! Но в 90-е годы наука в постсоветской России выживала очень тяжело. Наука – это не только интеллектуальные порывы, это еще и исследования на животных, в лабораториях. В то время эта составляющая почти исчезла.

Учась в институте, я увлекся книгами, гравюрами, литографией. В основном это были мирискусники второго поколения – Нарбут, Чехонин, Митрохин, Белуха. Заставки, концовки, виньетки, рисунки тушью… Начал рисовать сам. Кто-то увидел мои рисунки, сказал, что неплохо. Позвали на выставку. Я увидел ответную реакцию, которую посылает мир! На фоне сомнительных в то время перспектив в науке меня это очень сильно воодушевило, и вскоре я решил серьезно заниматься искусством. Положил диплом на полку и стал свободным художником. Я считаю, что искусство должно давать не месседж, а пространство для последующего наполнения смыслами. Чем это пространство шире и универсальнее, тем лучше. Если оно настолько широкое, что любой человек – от искусствоведа до случайного зрителя – может поместить туда какой-то свой смысл, ощущение, это и есть явление искусства, в том числе актуального современного. Нехорошо, если это пространство настолько узкое, специфическое, что поместить в него смыслы может только подготовленный человек, да и то после молитвы, аскезы и воздержания. Когда художник создает работу, он, безусловно, вкладывает свое понимание, ощущение, но думать он должен не о месседже. Я неоднократно убеждался, что даже неподготовленные люди способны понять почти все. После часа разговора абсолютно любой обыватель способен понять смысл «Черного квадрата» Малевича (а большинство застряло именно на этом). Искусствоведы, кураторы должны это объяснять.

Если ты не вкладываешь в произведение ничего в эмоциональном плане, с какой радости кому-то это должно потом нравиться? Мне жалко людей, которые так формально подходят к своему ремеслу.

Тема «Карго-культа» – культурные заимствования, взаимоотношения старого и нового, разных культур, современного искусства с классикой и соцреализмом. В некоторых работах я заимствовал такие стандартные иконографические схемы, как «Снятие с креста». Но люди смотрят на «Смерть комиссара» и «Евангелие от УФМС» и видят лишь гастарбайтеров и бандитов. Почти никто не прочитывает веками освященные иконографические схемы. В основе проекта – описание жизни островных туземцев, которым кажется, что кока-кола, оружие или кроссовки имеют божественное происхождение. Я сравнил это состояние с современным глобализованным постиндустриальным миром. Я не знаю, как устроена посудомоечная машина, но знаю, где кнопка «пуск». Я не знаю, как устроена политическая система, но мне и здесь достаточно одной кнопки. В этом смысле я мало отличаюсь от того же туземца.

Одна из моих предыдущих выставок называлась «Ландшафт рисовальщика» – не пейзаж, где есть дерево и фон, а именно ландшафт, где все элементы равнозначны. Текст, который можно читать в любом направлении, с любой страницы. «Карго-культурное обозрение» – тоже ровный ландшафт. Ничего серьезного, легкая паутина.