Нефтяная труба зовет
Американский экономист, профессор с русской фамилией Ергин знает про углеводороды больше, чем иные президенты нефтяных концернов. И даже чем главы иных нефтедобывающих стран. Про предмет своего изучения он написал не одну книгу. Билл Гейтс отнес «Квест» Дэниела Ергина к важнейшим прочитанным текстам, а Вагит Алекперов написал предисловие к переводу его «Добычи».
Лихорадка по-черному
Вот, скажем, как рисует Ергин жизнь в Америке во время первой нефтяной лихорадки, когда нефть нашли сначала в крохотном сонном пенсильванском городишке Тайтусвиле, а потом в не менее сонном Корнплантере, который немедленно переименовали в Ойл-Сити, – и понеслось. Коренные жители удивлялись тому, что человеческая натура может так быстро измениться и унизиться под воздействием навязчивой идеи богатства. «Озабоченность насчет нефти и земли стала уже эпидемией, – писал редактор местного издания в 1865 году. – Она охватила людей всех сословий, возрастов и состояний… Земля, аренда, контракты, отказы, сделки, соглашения, проценты – это все, что они теперь понимают… Суд бездействует, адвокатура развращена, общество расколото, святилище заброшено».
Именно во время пенсильванской нефтяной лихорадки в Америке возник как символ денежной власти Джон Рокфеллер – сухопарое исчадие ада, бесчувственный автомат с бульдожьей хваткой, который сперва ласково делал конкурентам по нефтедобыче предложение о продаже их бизнеса, а если те не соглашались, то безжалостно их уничтожал.
Рокфеллер – это рок
Холодность и проницательный взгляд Рокфеллера лишают присутствия духа любого, оказавшегося рядом. При этом глава Standard Oil, самой богатой корпорации планеты, донашивает свои костюмы до дыр. А гостям своего поместья Форест-Хилл высылает счета за еду… Безжалостная конкуренция по выкачиванию нефти из пенсильванских холмов приводит к изобретению нефтяных цистерн (это несомненная удача Рокфеллера) и нефтепроводов (это несомненная удача конкурентов Рокфеллера), а затем по мере распространения нефтяной лихорадки на весь мир – танкеров (снова постарались конкуренты, включая бакинского нефтяного короля Людвига Нобеля). Бешеными темпами развиваются геологоразведка и химия, автомобиль перестает быть прихотью и становится средством передвижения. К 1929 году в США один автомобиль приходится на 5 человек! (Для сравнения: в СССР в это же время 6130 человек приходятся на один автомобиль.) Параллельно в США принимается антитрастовое законодательство, и Standard Oil принудительно разделяется… Скряга Джон Рокфеллер проигрывает суды, смиряется с потерей лидерства в «нефтянке» и жертвует полмиллиарда (!) долларов Чикагскому университету. Известны его слова: «Всемогущий Господь дал мне деньги, и разве мог я утаивать их от Чикаго?» Так обстоит дело в стране, основанной на индивидуализме, частной инициативе, конкуренции рук, ног и мозгов, с независимой прессой и протестантской трудовой этикой, в рамках которой деньги рассматриваются прежде всего как трудовой отчет перед богом.
Жертвы Ирана не только бараны
А вот картинка из другой страны, которой господь дал нефти больше, чем США, причем вкладываться в разведку и добычу было не нужно: все уже было сделано другими. Страна называется Иран. Первая нефтяная концессия с представителем западного бизнеса по имени Д’Арси была там подписана еще в 1901-м, когда Иран назывался Персией и никто не имел ни малейших гарантий, что нефть в Персии будет найдена. Семь лет поисков, бурений, вложений не дали инвесторам ничего – а суть концессии как раз в том, что есть результат или нет, но местным властям надо платить… В общем, концессионный синдикат стоял одной ногой в могиле банкротства, когда из скважины в местечке Месджеде-Солейман в 1908 году при 38-градусной жаре фонтаном забила нефть.
Дальше мы пропустим сорок с лишним лет работы концессионеров в условиях, когда «враждебность местности дополнялась враждебным отношением местной культуры к западным идеям, технике и просто присутствию». И перенесемся сразу в 1951 год, когда в Иране был принят закон о полной национализации британских нефтяных концессий. Причем в роли главного иранского нефтяного воротилы, то есть местного Рокфеллера, выступил глава иранского парламентского комитета по нефти, «старый смутьян» и азиатский хитрован Мохаммед Мосаддык. В описании Ергина он как живой: «Одновременно и скромен, и эксцентричен… важных иностранцев часто принимал в пижаме, развалившись в кровати… На публике мог расплакаться, застонать, имел обыкновение падать в обморок в кульминационный момент выступления». Переговорщикам от нефтяной «Англо-иранской компании» Мосаддык месяцами морочил голову, а потом вдруг требовал долю больше, чем вся совокупная прибыль. В ответ же на замечание, что часть не может быть больше целого, хохотал: а как же лиса, хвост которой больше ее самой?! При этом с самого начала знал, что англичанам не достанется от дохлой лисы и ушей… Отъем бизнеса Ираном у Англии происходил совершенно по-голливудски, в жанре этнографической драмы. У штаба реквизированной «Англо-иранской компании» был принесен в жертву баран у входа, а затем объявлено, что концессия аннулирована.
На нефтеперерабатывающем заводе появились директора только что организованной государственной нефтяной компании. После чего завод встал на прикол вместе с нефтедобычей, в стране разразился невиданный экономический кризис, а популярность Мосаддыка взлетела до небес, поскольку он заявил, что нефть теперь не разграбляется иностранцами, а сохраняется для будущих поколений. Как живут эти поколения, мы сегодня знаем. Что поделаешь: ведь, как замечает Ергин, «в странах третьего мира иррациональное важнее рационального».
Процент от сделки с дьяволом
Мысль о том, что цивилизация Запада построена на рациональном мышлении, а цивилизация третьего мира – на понтах, применима к большим масштабам. Мол, какова культура страны, таковы и ее достижения. И, по большому счету, это верно. Для процветания личные таланты менее важны, чем то, в какой стране тебе выпало родиться. Однако формула действует и в меньшем масштабе – на уровне отдельной компании и даже одного человека. Если они сознательно идут на сделку с дьяволом, последствия могут обескураживать вне зависимости от культуры страны. Равно как и наоборот: восхищать.
Вот еще один эпизод, упоминаемый Ергиным. В 1888 году нефтяной магнат Людвиг Нобель умер. Газетчики, однако, перепутали его с братом Альфредом, изобретателем динамита, и разразились язвительными некрологами по поводу смерти «слуги смерти». И живехонький Альфред Нобель вынужден был знакомиться с тем, какую посмертную память о себе он оставит. Это потрясло его настолько, что он переписал завещание, учредив Нобелевскую премию. Так что и один в поле воин.
Самое разумное, когда цены на нефть сорвались с крючка и цепи во всемирной рыночной прихожей, – посвятить время самообразованию. Например, в области цен на нефть и их значения для разных стран.
Дмитрий Губин
