Светская хроника

Город живых?

Шнуров, Невзоров и Бартенев обсудили будущее Петербурга в Мраморном дворце – и это не сюжет нового клипа группировки «Ленинград». Именно такой дискуссией завершился III Международный форум пространственного развития.

Пролог

Прошла она в парадном Белом зале Мраморного дворца под сенью лепных потолков и помпезных бронзовых люстр. На сцену вышли модератор дискуссии – директор по коммуникациям Лахта Центра Ольга Бузина, публицист Александр Невзоров, художник и акционист Андрей Бартенев, режиссер Семен Александровский и основатель сети «Буквоед» Денис Котов. Сергей Шнуров, на которого пришли 70 % публики, до отказа наполнившей зал, на сцене не появился. «Шнурова нет!» – шептались беспокойно ряды. «Он будет по видеосвязи», – успокоил кто-то из организаторов.

Жив ли наш город? Или он законсервировался в своем историческом облике города-музея, отрицая всякий прогресс? Что ждет Петербург в будущем? Не цепляемся ли мы за форму, забывая о содержании? И какое оно, это современное содержание города: культурное, историческое и общественное? Именно эти вопросы должны были обсудить участники заключительной сессии III Международного форума пространственного развития RE.URBAN – RE.EVOLUTION, организованной в партнерстве с Лахта Центром. Вот три ярких мнения, с которыми можно соглашаться или спорить, но то, что они будоражат мысль, – это бесспорно.

Часть первая. О скрепах и корнях

Честь первому отвечать на вопрос про город, «живой он или мертвый?», досталась Александру Невзорову. «Многие считают, что за каждый сарай, каждую слегка оштукатуренную груду кирпича, если она старая, надо стоять насмерть. Но есть такая непреодолимая безжалостная штука, как эволюция. Можно, конечно, попытаться ей помешать. Я часто спрашиваю на своих лекциях: в каком случае эволюция была бы невозможна? И иногда получаю правильный ответ: в том случае, если бы у обезьян были скрепы и постоянно возникало желание возвращаться к корням», – начал рассуждать Невзоров.

«В принципе, над половиной строений в городе трястись не надо. И надо уступать той современности, которая где-то очень робко толчется на перифериях. Вечная страсть к историзму лукава, так как непонятно, насколько глубоко к этому историзму мы должны приблизиться и что именно надо сохранять: надо ли снести действующий Исаакиевский собор, чтобы на его месте поставить гнилушку под названием »Церковь Сергея Далмацкого»? Это будет, по крайней мере, очень исторично», – под смешки и аплодисменты из зала продолжал публицист.

«Развитие – штука неостановимая. Есть надежда, что благодаря таким конструкциям, как Лахта Центр, удастся лишить девственности петербургские предрассудки о том, что все должно быть маленьким, должно отражаться в воде. Но только немножко, чтобы было видно много туч и дождя». Невзоров уточнил: «Тот, кто хочет жить, обречен эволюционировать. А не запирать на всю жизнь город в его дремучие и дряхлые формы только потому, что есть несколько людей в беретиках с червячками, которым очень нравится, взявшись за руки, позировать перед телевизионными камерами, спасая какой-нибудь сарай».

Часть вторая. О памятниках и подсознании

Андрей Бартенев был представлен присутствующим как пример художника, воплощающего в себе не просто город живых, но еще и город счастливых, радостных и ярких. Без эпатажных нарядов он выглядел непривычно скромно, но выражался на тему города и среды весьма эмоционально : «Когда я наблюдаю скульптурную практику в Москве, у меня есть ощущение, что люди, которые отвечают за эту практику, все свое детство и отрочество провели в агентстве по продаже надгробий. Смотришь на очередное скульптурное сооружение: всё правильно, ровненько, дорожки, можно подойти цветы возложить, аллеи. Но существовать должно не только это. Если вся городская скульптура украшена только памятниками, новое поколение может это не принять и сказать: «Почему вы называете это культурным Петербургом? Это просто кладбище». Именно по этой причине существуют формы современного искусства, и если им правильно пользоваться, этой пропасти не будет. И благодаря ему мы поймем, как сочетать культуру и будущее. Как найти место мертвым и в то же время оставить больше места для живых».

Часть третья. О Фабре и о прошлом, которого нет

На связь с залом по WhatsApp вышел долгожданный Сергей Шнуров. Музыканта, появившегося на экране с голым торсом, зал приветствовал бурными аплодисментами. «Серега, ты, конечно, даешь! – рассмеялся Невзоров. – Мы в прекрасном историческом зале с тяжелыми люстрами, белыми колоннами. И тут же Шнуров – голый, с золотой цепью, еще и с сигаретой. Пожалуй, ты и есть символ города, символ жизни». Вышеозначенный «символ жизни» предложил измерять температуру Петербурга по Эрмитажу. Диагноз однозначен: живой.

«Вспомните выставку Фабра, вызвавшую столько дискуссий. Или недавнюю выставку Кифера, – обращался к слушателям Шнур. – Конечно, Петербург развивается. Как бы ни было сильно крыло традиционалистов, которые требуют, чтобы была проведена некая линия, как линия наводнения 1824 года, и все осталось на месте, так не будет. Жизнь гораздо умнее любых идей по поводу нее. Вообще, нужно понимать, что Петербург – это город приезжих с самого его основания. И какое-то время он мог абсорбировать их. Вот я давеча был в Риме, и Рим, понятное дело, переработает любого. А Петербург? Сможет ли он из таджика сделать ленинградца? 20 лет назад мог бы, а сейчас он становится мегаполисом, и это тоже неплохо».
«Так мы за прошлое или за будущее?» – поинтересовался модератор. Вердикт Шнурова был категоричен: «Очень многие из нас хотят вернуться в прошлое. Но его нет!»

Послесловие

Прекрасной вишенкой на торте мероприятия стал небольшой перформанс от Андрея Бартенева. В доказательство силы влияния визуальных образов на мышление и эмоциональный настрой человека он снял бейсболку и водрузил на голову ободок с веселой объемной лягушкой. На хохот зала художник невозмутимо заметил: «Вот видите, мне понадобилось всего несколько секунд и один яркий образ, а не множество умных слов, чтобы повернуть ваше настроение в позитивное русло!»

Цитата: Александр Невзоров: «Тот, кто хочет жить, обречен эволюционировать».

Мария Рогалёва

Предыдущая статья

О революции и любви

Следующая статья

Птица высокого полета