Блог для тех, кто не стал космонавтом

Вобла, тарань. Бумажные тарелки. «Яйцо под майонезом» – 16 р. «Бутерброд с колбасой» – 24 р. «Огурцы соленые» – 20 р. Шпроты на черном хлебе, сосиски с зеленым горошком, водка, портвейн. Схема простая: мы с подругой берем в супермаркете бутылку вина за 700 р. (ее цена в ресторане – 2359 р.). В рюмочной покупаем два чая без сахара. Буфетчица даже дает нам штопор. Все почти так, как мечтал Довлатов: люди доброжелательны и любезны. Разве что не скромны. – Я окончил ГИТИС! – восклицает человек в кепке, наваливаясь на наш столик, – поэтому не надо меня снимать! Моя подруга поворачивает телефон экраном: смотрите, говорит она человеку, я не снимаю вас, я читаю Интернет. Человек прозревает: ага… значит, вы из ЦРУ… Играет негромкая музыка. Юрий Шатунов. «Розовые розы». За соседним столом подпевают: «…Светке Соколовой принесли в могилу розовый букет». Человек в кепке не уходит. У него огромный, тяжелый, пористый нос. Мешковатые веки. – У тебя хорошие очки, – говорит он мне. – А вот ты… – говорит он моей подруге, – будь я моложе, ты стала бы моей женой. – А вот вы… – отвечает моя подруга, – будь моим мужем, стали бы министром культуры.

Человек тяжело вздыхает и уходит к окну.

На смену человеку приходит парень с белой бородкой. – Вы правозащитники? – спрашивает он. – Нет. – А кто вы? – допытывается он, глядя на лежащий на столе раскрытый блокнот, – может быть, пишете диплом? По правозащите? – Нет. – А может быть, вы объясните мне, – не унимается парень, – что заставляет людей постоянно убивать друг друга на углу бульвара Рокоссовского? Почему именно там каждый день кто-то кого-то режет, затаскивает в подъезд, стреляет в голову? Медом намазано? – Не знаю, отвечаю я.

Человек в ковбойской шляпе аккуратно убирает за собой со стола. Непонятно – то ли так принято, то ли это частная инициатива. Уходя, он бросает: девчонки, я ушел! Буфетчица кричит ему в спину: а слова хорошие сказать?! Ковбой оглядывается. – Май лав! – восклицает он, подав прощальный жест рукой.

С улицы в помещение вваливается высокий, гремящий человек – развесистая белая папаха и черная бурка поверх красной спортивной кофты. Он даже не подходит к стойке за разрешением, просто достает из пакета бутылку красного вина и ставит на стол. Затем вытаскивает из кармана стекло от очков, протирает и, поднеся к бутылке, смотрит через стекло на этикетку. Аудитория выжидает. Наконец кто-то выкрикивает с места: Чили? Аргентина? Казак вспыхивает и, вознесенный над толпой, чеканно объявляет: Крым! Заприметив на нашем столе вино, он признает коллег и заглядывает в гости. – Почему вы в костюме? – спрашиваю я. – Работа? С вами фотографируются? Снимаетесь в кино?

Казак возмущен:

– Да я так живу! Вот вы в детстве мечтали космонавтом стать, а я мечтал бурку купить. Вырос. Опа! И сделал, как хотел.

– Не стесняетесь жить в театральном костюме?

– Так у меня все предки такие. Мы рыцари Тевтонского ордена. Знаете своих предков? Я лично своих знаю. С 1762 года. Иван Семенович Козловский! Знаете? Был такой великий тэнор. Так он шестой после меня.

– Вы тоже тенор?

– Нет. Я Виталий Ерминович Козловский. Но я первородный. А Иван – шестой. А жена у меня узбечка. Ей было 32 года. Я с ней переспал. Оказалось, девственница. Я ей говорю: ты что, дура?! В 32 года… А она отвечает: у нас традиции такие. Господи, какие традиции, я ей говорю, это ж теперь надо жениться… Елки. А я жениться не хотел. Но! Женился. Теперь дочка. Один год, восемь месяцев, десять дней.

– Счастливы?

– Ну, сейчас, когда ребенок родился, конечно да. А так… Как меня угнетала эта ваша гребаная Москва – насмерть. Я сюда только ради денег приехал. Я всегда там, где деньги. На Чукотке. Либо на золоте, либо на уране. А тут металл катал, стадион «Локомотив» знаете? Там вся арматура мною катанная. Лично катал. Один раз за месяц прокатал 480 тонн. Чуть-чуть до 500 не хватило, но станок умер. Не выдержал станок.

– Ну видите, хорошо, что женились, значит.

– Ой! Женщины эти… Вот у меня друг был, кликуха Прокурор. Непревзойденный мастер по продаже билетов. Раньше билеты не достанешь в Большой. А Прокурор был мастер. Его хлопают, а доказать не могут: у него либо деньги есть, а билетов нет, либо билеты есть, а денег нет. А надо чтобы и то и то застукать! А потом он раз! – и с бабами связался. Повелся на баб. Расслабился. Тут его и накрыли. Четыре квартиры отмели, все отмели, шесть лет отсидел.

Поразмыслив, он добавляет:

– Дочку Аньку, годик-восемь месяцев-десять дней, я хотел за соседского сына замуж отдать. Она у меня девочка красивая, высокая, ножки ровненькие, как у меня. А жена говорит: зачем за сына алкашей? Давай лучше за английского принца. Я подумал: верно говорит. Надо показать этим англичанам.

За соседним столом выпивают двое: поп и его друг, человек, который тридцать лет назад назывался бы инженером. Поп громко читает молитву перед каждой стопкой водки. Обильно крестится. Инженер заметно тоскует. Услышав наш разговор про англичан, он аккуратно подлаживается к компании:

– Нда… – вздыхает инженер. – История наша написана немцами. 700 лет назад. Они нарочно это сделали.

Казак одобрительно кивает. Инженер продолжает мысль:

– Всегда, когда Россия подымается, кто-то что-то делает так, чтобы прервать ее развитие…

В эту же секунду буфетчица поступает в унисон с врагами России – она прерывает развитие нашей беседы:

– Уважаемые!!! – вопиет она монументально, как орган. – Мы закрыты! Освобождаем помещение!

Но уходить никто не хочет.

– Был я в этой Германии, – говорит казак, по-детски делая вид, что буфетчицу никто не слышал. – Поехал на разведку посмотреть чего-как. И? Да на фига она нужна мне? Что я там? Строем с песней буду ходить? Да если я там пошлю кого-то на три буквы, меня с работы уволят и на другую работу не возьмут. А здесь я свободный человек. Посылаю кого хочу и куда хочу! – заключает он, припечатывая слово ударом ладони об стол. Но все же, робко взглянув на буфетчицу, склоняется к пакету: пора собирать вещички.