Германия, декабрь, 2014

Реальность как сон. Чтобы не дать затянуть себя в пучину абсурда, не дать поглотить себя этой реальности, тренирую способность видеть и сочинять люцидные сны.

Нет, я не сплю. Я готовлю еду. Зимнюю, плотную, насыщающую. Это мое сопротивление. Есть ее необязательно – за месяц непрерывной деятельности на кухне я скинула 2 килограмма. Еда как сон. Главное в таком приготовлении – творчество, алхимия: вещество, цвет, запах, процесс, извлечение философского камня, созидание доброго и вечного.

Например, селедки по шубой.  

Отнюдь не любая селедка достойна такой участи. Никаких готовых сереньких филе в пластиковой упаковке! Селедку я покупаю только в любимом турецком магазине. Продает мне ее седой турок-мясник.  
– Seledku? Kak budesh’ est’ ? S kartoshkoj ili pod shuboj? 
Я перехожу на русский: 
– И то и другое. Мне три штуки, пожалуйста. А вы селедку едите? 
– Escho by! – отвечает продавец. 
Он выучил русский за пару лет работы в магазине, где часть покупателей – русскоязычные мигранты, словарного запаса и знания грамматики вполне хватает, чтобы отвесить куриные сердечки, бараний язык или кусок легкого, спинку ягненка или телячье филе. Прекрасно все, седому мяснику даже хвалить свой товар не приходится – хочется и того и другого и третьего. Какой материал! Сколько смыслов – хоть не покидай кухню всю неделю до следующих выходных.

Кухню я практически и не покидала. Была и шуба, была и отварная картошка, и запеченные в йогурте с чабрецом куриные крылышки, и лагман, и пироги.
А через неделю нужно было пополнить запасы селедки. Приезжаю в турецкий магазин, седой мясник опять взвешивает и упаковывает  в полиэтилен непременные три селедки. Разговор повторяется и выясняется, что он никогда не пробовал «шубу»: 
 – Da, wse goworjat, wse rasskazywajut, no nikto ne predlozhil poprobowat’. 
– Я сделаю и угощу в следующий раз. Непременно!
 
Пока следующий раз не наступил, я работаю над другой серией люцидных снов.  Заказываю  в Интернете фиолетовую и малиновую картошку, отыскиваю в супермаркете печень трески. Что будет? Вариант эльзасского фламмкухена с цветным картофелем. И салат с печеным Blue Congo и французской Ratte. 
Мою картофельную посылку приносит плотный, слегка полноватый афронемец в желтом комбинезоне:  
– Zdrawstwuite, – говорит он мне по-русски, – wot washa posylka. 
Меня это не удивляет, я с ним уже разговаривала пару лет назад. Нынешний немецкий почтальон когда-то был студентом МГИМО. 

Картошка вымыта проточной водой и нарезана очень тонкими кругами. Чабрец, чеснок, белая сметана – как грунт для живописи: цветной картофель выложен узорным кафелем по тесту. Раскатывать фламмкухен лучше не с мукой, а с манкой, он будет тонким и хрустящим. А выпекать на специальном камне. Очевидно, философском. Ведь мы во сне.
 
Камень куплен в Кельне. По пути к магазину для гурманов, для таких же, как я, сознательных сновидцев с широко закрытыми глазами, нужно было пройти через другой магазин, одежный. На входе молодой элегантный охранник, определенно средиземноморский типаж. На мой вопрос, а можно ли пройти сквозь, он, слегка склонившись (мой рост!), говорит: «Pozhalujsta», тщательно проговаривая все русские звуки, как это всегда делают иностранцы… 

Законы сновидения в действии. Одна непрерывная смысловая линия. И ни одного персонажа из сна не удивляет эта легкость определения национальности по внешности, по походке, и легкость перехода с языка на язык.

– Dobryi den‘, – здоровается со мной семидесятилетний сосед Кубанек. – А я все еще умею читать кирильский шрифт!

Кирильский шрифт, фиштортик – так называют селедку под шубой полюбившие русскую кухню немцы. Они уже перестали удивляться, замечая ночью свет в кухонном окне в нашем доме. Как там было у Декарта? Так вот у меня другое «ерго»: готовлю – следовательно, сплю.
Только в латыни это куда многозначнее. Можно написать толкований пару томов: coquō ерго acquiētum, да поправят меня знатоки – моя латынь 25-летней давности изрядно проржавела.

Да, селедку под шубой для турка-мясника я сделала именно в виде маленького тортика. В формочке для достойной подачи гарнира и для приготовления десерта. За рыбой пришлось идти к конкуренту в ближайший русский магазин. Наш седовласый продавец, конечно, удивился. Он долго раскланивался, прижимая руку к сердцу. Знакомые по поводу этого моего поступка покачали головами: а вдруг он неправильно поймет?

Какое может быть сомнение? Прелесть люцидных снов в полном контроле, авторской режиссуре содеянного и происходящего.

И: маленький малиновый фиштортхен на десерт – это просто селедка под шубой.

Елена Невердовская
Предыдущая статья

Королевский гамбит в баре

Следующая статья

Русский Лондон: тяжело быть мамой