Персоны

Русский поэт и честный американец

В нынешнем странном году многие важные даты забылись. Вот и 80-летие Иосифа Бродского отошло в тень. «Русский поэт, англоязычный эссеист, американский гражданин», – это Бродский о себе. Что скрывается за этими определениями поэта, размышляет Виктор Куллэ, бродсковед поневоле, автор первой в стране диссертации о Бродском, составитель одного из сборников его произведений.

– Вообще, я человек питерский, но волею судеб москвич. Как в это дело ввязался? Попал в Литинститут, а на следующий год Бродскому дали Нобелевскую премию. Никаких интернетов не было. Я слышал, что есть неимоверно крутой Бродский, но я его не читал. Мы ловили вражьи голоса, ошеломляющее впечатление произвела его нобелевская лекция. Потом ветер перемен беспрерывно свистел в ушах. То одно дозволят, то другое. Ну и мы чуть-чуть хулиганили. Кафедрой марксистко-ленинской философии заведовал у нас парторг института, бывший генпрокурор Москвы в сталинские времена. А я написал курсовик по философии языка Бродского, запрещенного тогда. За время учебы я породил много таких рефератов и курсовиков. Потом они выныривали в журналах эмиграции. Так я неожиданно стал бродсковедом и автором первой в стране диссертации о поэте. Описывал архив после его ухода.

***

Бродский питерский андеграунд

– В 80-е центром силы была Москва. Литература андеграунда процветала. Галич, Окуджава с гитарами собирали стадионы. Питер жил с комплексом обиженной культурной провинции и с презрением смотрел на москвичей. Это противостояние было уже в ту пору. Но два человека именно из питерского мира, причем самых младших – Бродский и Довлатов – сделали это поколение знаменитыми.

Бродский родился в Питере, после 7 класса бросил школу – стало скучно. Это не значит, что он тунеядничал. Работал слесарем, сторожем в морге, ездил в геологические экспедиции. Предвосхитил поколение дворников и сторожей. И тусовался, как большая часть питерского андеграунда, по литобъединениям.

***

Бродский ахматовские сироты

– В те времена даже Есенин был под запретом, а Достоевский считался махровым мракобесом. Но при этом была масса хороших книжных магазинов. На Литейном, например. Можно было перебирать книжные развалы и найти гумилевский «Колчан». Имя Гумилева было вычеркнуто намертво, а он вот тут лежит. Причем стоили книги копейки. Другое дело – чтобы найти, нужно было знать, что искать.

Как-то Бродскому предложили: давай познакомлю с Ахматовой. Про Ахматову он имел очень смутное представление: что-то там про сероглазого короля и про перепутанные перчатки. О том, что Ахматова вообще жива, – это ж тоже знать надо было. Тогда, кстати, Анна Андреевна выделила Бродского из всех каким-то своим невероятным чутьем. За ним и еще за тремя его друзьями так и закрепилось шутливое выражение «ахматовские сироты».

***

Иностранная литература Бродский

– Бродский никогда не собирал своих текстов, не копил черновиков, они были везде разбросаны. Когда уезжал в эмиграцию, друзья стали все это собирать: пропадет ведь. В те годы, провожая в эмиграцию, прощались навсегда. Когда все тексты собрались, бедный Иосиф Александрович взмолился: это были десятки тысяч строк. Причем самый ранний период по увесистости раз в 10 превосходил поздний, уже опубликованный.

Какой урок из этого можно извлечь? Тогда было некое окошко в свободный мир – журнал «Иностранная литература». Печатают там, например, иностранного поэта в переводе. Что делает Бродский, в ту пору юный питерский сторож в морге? Он сидит на своем рабочем посту и пишет строк 300 виршей в стиле этих переводов. В следующем номере печатают Назыма Хикмета, его стихотворную обратную лесенку: как у Маяковского, только в зеркальном отражении. Что делает Бродский? Пишет тысячу-две подобных строк. Это как для музыканта гаммы играть. Это инстинктивно безукоризненно правильно. Это бесконечное строение самого себя.

***

– Всякое творчество идет вверх, вверх, а потом люди выходят на некое плато, пусть даже на достаточной высоте. И успокоительно прогуливаются по этому плато. Бродский в каждом стихотворении сражается с самим собой, каждое стихотворение вне штампов, вне клише. Как Мюнхгаузен себя за волосы тащил из болота, так и Бродский приподнимал себя над собой же предыдущим. Люди, которые слушали молодого поэта, вспоминают, как он морщился при чтении стихов. Это производило странное и даже неприятное впечатление. А объяснялось все просто. Человек написал стихи, прошло немного времени, и он уже видит их несовершенство. Поэтому он и не собирал тексты в кучечку, не трясся над ними.  Ему казалось, что написал ерунду – «Прощай, позабудь и не обессудь», а весь Питер знал: появился великий поэт. Филологи над ним подтрунивали, называли ВПЗР – великий поэт земли русской.

***

Бродский ВПЗР – великий поэт земли русской

– Бродский любил Америку. Из целой массы русских эмигрантов только два человека достигли там успеха: Бродский и до него – Набоков.

Феерический успех Бродского заключался в одном. Он переехал и сказал себе: та жизнь кончена. Большинство новое место воспринимали как некую точку дожития. Он начал жизнь сначала. При этом не был антисоветским или диссидентским поэтом. Он был каким-то внесоветским.

В архиве я нашел совершенно фантастический текст. Летом, сразу после эмиграции, все его домогались, брали интервью: «Вы вырвались из тоталитарного ада, заклеймите его». Бродский отвечал: «Всем лучшим в себе я обязан своей стране. Ее народу, ее культуре». Он остался великим русским поэтом и при этом стал стопроцентным американцем. То, что у нас сейчас – стихи в метро – это Иосиф давно придумал для ньюйоркцев. Он хотел, чтобы антология британской поэзии лежала в любом отеле рядом с Библией. Чтобы она продавалась по цене аспирина в любой кассе супермаркета. Это тот редкий счастливый случай, когда нобелевский комитет попал в точку, присудив ему премию по литературе.

***

– Нельзя писать стихи без адресата. Поэты пишут возлюбленным, друзьям, властям. Только Бродский – поэт высочайшего класса – мог написать письмо Горацию. Абсолютно серьезно, не для понта. И обсудить с ним различные прозаические тонкости, сложные, внутритекстовые. Он просто с ним разговаривал. Меня иногда спрашивают: ну что ты носишься с этим Бродским? Есть другие замечательные поэты. Да, есть. Но Бродский один из тех лирических титанов словесности, которые переломили весь ход звуков в нашей поэзии. Был Ломоносов, Пушкин, Хлебников, и был Бродский. Как-то Мандельштам сказал про Хлебникова, что тот, как крот, себе ходы нарыл в будущее. Уверен, в творчестве Бродского тоже ходов нарыто немало. Просто современники пока их не видят.

***

– Иосиф Бродский, напутствуя студентов Мичиганского политехнического, сказал замечательные слова: «Ни при каких обстоятельствах не позвольте себе навязать статус жертвы. Если винить в собственной неудаче всё и всех (не чутко отнеслись, чего-то недодали), ты перестаешь быть хозяином своей жизни».

Записала Ирина Бармина

Предыдущая статья

Ginza to eat: финальное гастрономическое путешествие

Следующая статья

Если сказку не сделать былью – это утопия