Старая, старая сказка. На новый лад

Из всех сказок Афанасьева Игорь Стравинский выбрал ту, что о продаже души дьяволу. Очевидно, не случайно…

100 лет назад в Лозанне сыграли премьеру – «читаемую, играемую и танцуемую притчу» – «Историю солдата» Игоря Стравинского. Свою версию одного из самых оригинальных, но наименее популярных в России сочинений композитора предложил наследник прекрасной музыкальной династии, известный скрипач и дирижер Дмитрий Ситковецкий. Он же выступает за Дьявола, искушающего беглого Солдата. За Чтеца – Владимир Познер, за Солдата – Андрей Макаревич. За роялем – Полина Осетинская, режиссер Михаил Кисляров.

22 мая в Петербурге на сцене «Мюзик-Холла» состоится показ спектакля «Черт, солдат и скрипка». Как возникла идея проекта, о его участниках и, конечно, о Стравинском мы поговорили с Дмитрием Ситковецким.

НН У этого произведения Стравинского не очень счастливая судьба…

Дмитрий Ситковецкий. Но очень интересная и странная. Сочинил он его в 1917 году в эмиграции, испытывая острую нужду в деньгах. Вместе со своим другом драматургом Шарлем Рамю Стравинский нашел выход: создать маленький передвижной театр. Первым сочинением (и последним) для этого театра и стала «История солдата» – разразилась эпидемия испанки, и путь «Солдата…» оборвался. Но Стравинский был человеком очень практичным. И переработал «Историю…» в сюиту для трех инструментов. А потом создал вариант и вовсе для соло фортепиано. Но, думаю, не только из-за денег Стравинский возвращался к этой сказке снова и снова.

НН Видимо, близка была фаустовская проблема…

Д. С. Думаю, да, вопрос продажи души дьяволу для Стравинского был очень актуален. Ради славы, имени, денег он многое сделал. Он был сложнейшим человеком и достаточно черствым по отношению к другим.

НН Почему же вы выбрали именно «Историю солдата»?

Д. С. Когда я жил в России, я совершенно не знал Стравинского. Знакомство с ним, вернее, погружение в него у меня произошло уже в Нью-Йорке. И первое, что я там играл из Стравинского, была сюи-та из «Истории…». Потом нас, учеников Джульярдской школы – музыкантов и актеров, отправили на гастроли по разным школам вокруг Нью-Йорка с «Историей…». Опыт, надо сказать, очень интересный. Одна школа находилась в Бруклине, в ней когда-то одновременно учились и Бобби Фишер и Барбра Стрейзанд; была еще одна школа, где нашего тромбониста обстреляли из рогатки прямо во время спектакля. Следующий показ был в Коннектикуте – там дети сидели словно замороженные, вообще никакой реакции. Им, наверное, приказали «не дышать!». А еще я помню школу в Южном Бронксе. 9 утра. Мы выходим из автобусика, а в воздухе феноменальное ощущение смертельной опасности. Мы гуськом поскорее нырнули в школу – не дай бог, чтоб не подстрелили. Двадцать раз я тогда сыграл «Историю солдата». И в 2010 году вновь к ней вернулся…

НН Чем же эта история вас так зацепила?

Д. С. Стравинский вообще занял солидное место в моем репертуаре. Мне он близок, может быть, судьбой – русский артист, но не в России. Я уже большую часть жизни живу вне России, женат на американке, но все же я ощущаю себя русским артистом.

НН Но тогда можно вспомнить и Рахманинова…

Д. С. С большим уважением отношусь к его гению, но мне он не так близок, как Стравинский. Может быть, потому, что Стравинский был хамелеоном – он невероятно быстро и остро воспринимал все новые идеи, витавшие в воздухе, и как композитор столько интересных превращений пережил! А Рахманинов каким был в России, таким и остался в Америке – по-прежнему писал в стиле конца XIX – начала ХХ века. При этом Рахманинов был технически продвинутым человеком. Он дружил с Эдисоном, его дом был оборудован по последнему слову техники. Он имел самые быстрые лодки, автомобили. Рахманинов обожал Голливуд, быструю езду. Но с точки зрения музыки он был консерватором. И Стравинский-хамелеон мне интереснее. Я ведь тоже много жизней прожил, надеюсь, и сейчас не последнюю. А если говорить о моих пристрастиях, то я всегда обожал Прокофьева. Потом, со временем, проникся Шостаковичем. Но когда я жил в Советском Союзе, никак не мог понять: почему, зачем он подписывал все эти письма?

НН А сейчас поняли?

Д. С. Я был максималистом, тогда уже не так боялись советской власти, и тогда я не находил ответа для себя: он же великий, что ему эта политическая возня? Но все не так просто. Сейчас я понимаю, как ему жилось в ожидании, что однажды снова придут люди в форме и уведут его. Мне кажется, это ужасно – незнание, когда же упадет меч на твою шею. И есть две позиции. С одной стороны – Джордано Бруно, которого сожгли за его убеждения, а с другой – Галилео Галилей, который отрекся от своих идей. Кто поступил правильнее? Тот, кто пошел на смерть, или тот, кто, уйдя в тень, продолжил делать свое дело? Нельзя от каждого художника ожидать, что он будет героем и в искусстве и в жизни. Есть люди среди моих коллег (никогда не буду называть их имена, но скажу, что это выдающиеся музыканты, наши «генералы») на сцене герои, а в жизни – абсолютные трусы. Но я их все равно люблю, они мои друзья.

НН Возвращаясь к «Истории солдата»: вы максимально актуализировали сказку. Солдат становится
нефтяным олигархом, его невеста бежит с Абдуллой в Арабские Эмираты. И первая же строчка звучит так, как будто написана для проекта «Гражданин поэт»: «Шел солдат своей страны с необъявленной войны».

Д. С. Я следовал за оригиналом. Сюжет Стравинский взял из афанасьевского сборника русских народных сказок. А сказки на Руси были устным жанром, их рассказывали скоморохи. Но что такое скоморохи – это раек, по-сегодняшнему рэп. И этот раешный стих всегда актуален. Вспомните героя Ролана Быкова в «Андрее Рублеве» Тарковского, выкрикивающего слова на злобу дня.

НН В этом «раешном» проекте участвуют два человека, которые со скоморохами плохо вяжутся, – Владимир Познер и Андрей Макаревич. Почему именно они?

Д. С. Это судьба. Я всегда вспоминаю один из моих любимых фильмов, «Великолепная семерка» с Юлом Бриннером; мы собирались так же – постепенно и неотвратимо. Сначала я обратился к Познеру – на Юге Франции попросил у него всего полчаса. И за это время я сумел его заинтриговать «Историей…» Но он сразу оговорил: «Я не профессионал, поэтому пусть на сцене не будет настоящих артистов». И он как истый профессионал послушал музыку, посмотрел текст и только тогда согласился. С Андреем Макаревичем, с которым я знаком с 1973 года, я просто столкнулся в Одессе. Андрей не только говорит за Солдата, он дал свои рисунки, которые стали видеоиллюстранцией к тексту. Стихи я попросил написать Диму Быкова еще в 2011 году. Но он порекомендовал своего друга поэта Михаила Успенского. Увы, Миша не дожил до премьеры. Кстати, когда я задумывал эту постановку как американскую, мне очень хотелось, чтобы в ней принял участие Михаил Барышников, мой давнишний друг. Он сказал: «Если бы Иосиф (Иосиф Бродский. – Прим. ред.) был жив, он бы сделал замечательный перевод».

НН Извините, перебью. Вы понимаете Барышникова, который принципиально отказывается приехать в Россию?

Д. С. Я много раз с ним говорил об этом. Миша сказал, что они с Бродским поклялись, что, пока Ленин лежит в Мавзолее, они не перешагнут российскую границу.

НН Мне кажется, должно смениться не одно поколение, прежде чем это произойдет. Познер попросил, чтобы на сцене не было профессиональных актеров. Вы сразу это условие приняли?

Д. С. Оно было и мое. Понятно, что один Миша Ефремов мог прочесть сказку так, что все были бы в восторге. Да много кто из актеров – сейчас это модно, многие мои коллеги делают концерты с актерами, но это не совсем то. Когда на сцену выходит актер – все, музыка уходит на второй план. Мне важно было, чтобы текст звучал, но был на равных правах с музыкой и третьей составляющей этого произведения – танцами. Мне кажется, у нас баланс между музыкой, текстом и визуальным рядом получился удачнее, чем в оригинале. Если мне доведется встретить Стравинского в лучшем (или худшем) мире, мне было бы интересно узнать его реакцию…

НН Думаете, он бы не нудил про авторские права?

Д. С. Не думаю. Я знаком с композиторами и знаю, как они мыслят. Для них самое главное, чтобы их музыку исполняли.

НН Больная тема. Сейчас и две секунды без согласия автора нельзя сыграть…

Д. С. Вот из-за этого современная музыка играется меньше, чем должна. И я, например, совсем не против бесплатной музыки в Интернете. Нельзя постоянно считать каждую копейку. Вот сейчас Рахманинов стал public domain («общественное достояние». – Прим. ред.). А до этого тоже были большие проблемы. Это несправедливо. Музыка должна звучать…

Елена Боброва