Сохраняющий речь навсегда Роман Либеров

Текст: Мария Рогалева

Фильм Ромы Либерова «Сохрани мою речь навсегда», посвященный Осипу Мандельштаму, в конце года в одном только Петербурге показывали 15 кинотеатров. А в январе к 125-летию поэта последовала и телепремьера. После чего фильм, до этого широко обсуждавшийся в узком кругу, инициировал новую, уже более массовую волну восторгов («тонкий» и «многогранный») и критики («перенасыщенный» и «попсовый»).

Рома (он настаивает, чтобы его называли именно так) частый гость в Петербурге: «У меня с вашим городом роман. Я влюбился в него в первый же приезд еще в 1998 году». Но по любви он бывает здесь гораздо реже, чем по работе: «Знаете, в Петербурге публика удивительно тепло принимает некоторые наши фильмы. О Бродском, Довлатове, вот о Мандельштаме – восторг! А другие – об Олеше, Вадимове – в совершенном равнодушии. Все-таки есть здесь привязанность только к каким-то своим героям».

В этот приезд Рома впервые выбрался в Петербург на целую неделю не по делам: «Я сейчас, до встречи с вами был в Музее Людвига, там совершенно сумасшедший Вячеслав Михайлов. Просто бомбический!» – говорит он и показывает в смартфоне несколько фотографий с выставки. Кроме посещения Мраморного дворца в его программе поход в Главный штаб, закрытый показ в Доме кино и вечер памяти Иосифа Бродского в той самой коммуналке в доме Мурузи.

– После телепремьеры фильм «Сохрани мою речь навсегда» тут же появился в Сети.
– К сожалению, да. Мы с этим боролись, но остановить процесс было уже невозможно.

– Сам выход на Первом канале наделал шума. Многие писали, что не ожидали увидеть там такое кино.
– Не только «Сохрани мою речь навсегда», но и «ИЛЬФИПЕТРОВ», и картина о Довлатове выходили на Первом канале. А почему нет? Первый канал еще на стадии размышления поддерживал все наши фильмы.

– Другой вопрос, который с жаром обсуждали: в какой технике и в каком жанре сделан ваш фильм? Критики спорили: анимадок ли это или авторское документальное кино.
Мы не занимаемся документальным кино, мы сочиняем. Но так как от нас все время требуют определения, я остановился на том, что это фильмы смешанной техники. На афишах у нас было написано: «Сочинение для кинотеатра со зрителем». А что это, меня не очень беспокоит. Написано огромное количество материалов ругательного толка, что это вообще не кино. Так что, может быть, это и в самом деле никакое не кино.

– Критика вас не задевает?
– Нет. Мне кажется, что выразительный язык должен быть таким. А стремление все классифицировать – это желание легче жить. А мне не хочется легче. Люди привыкли жить с готовой системой оценок, они выращивают и отсчитывают мир от себя. Меня не очень волнует, как фильмы воспринимают окружающие.
Мы живем в эпоху отсутствия каких-то течений и групп, не объединяемся больше, к сожалению, ни во что. Все индивидуализировано. Поэтому не возникает необходимости конгломерат людей назвать каким-то течением или объединением. А соответственно, и определить жанр.

– В чем же главный минус этой индивидуализации? В разобщенности?
– Минус в том, что нет среды. Среды, которая что-то питает. Я, по крайней мере, такой не знаю, поэтому вынужден сам искать питание. Если ты не идиот, ты не можешь быть настолько самонадеянным, чтобы бесконечно воспроизводить все из самого себя, поскольку, в конце концов, там только ливерная колбаса остается внутри. Ты активно должен искать. Во всяком случае, я ищу. Как одержимый.

– Куда же, по-вашему, вдруг исчезла эта питательная среда? Всегда существовала, а сейчас – нет?
– Среда возникает перед лицом препятствия, по необходимости. Во имя денег, боюсь, объединиться невозможно. Осип Эмильевич Мандельштам сказал, что школы создаются не идеями, а вкусами. Сейчас много идей, но воспитывать систему вкусов некому.

– А вы не пытаетесь своими киносочинениями ее воспитать?
– Нет, наши сочинения – это, скорее, отображение моей системы вкусов. Ну и нашей творческой ячейки.

– И сколько же в ней человек? Фильм создает впечатление работы большой команды. И анимация, и куклы, и множество документальных съемок.
– Знаете, я как-то никогда и не считал. Кукольными сценами занимался ваш петербургский театр KUKFO с Аней Викторовой во главе. Это совершенно изумительное явление. У нас было два художника-аниматора – Нина Бисярина и Павел Ермолов, оператор Роман Сивожелезов и много кто еще.
Над фильмом работали не очень долго, меньше трех лет, но съемки заняли больше года. Добывали разные кадры, снимали, переснимали. Во Владивосток, например, мы приехали 12 октября, ровно в тот день, когда туда прибыл эшелон с Мандельштамом. Это было очень важно для меня. Я специально так покупал билеты.

– Даты настолько важны для вас?
– Да. Премьера фильма тоже состоялась 12 октября. Но это уже была случайность.

– А какая часть фильма для вас наиболее важна?
– Звонок Сталина Пастернаку. Наш художник-постановщик Алена Лисина и ее пять или шесть помощников создавали всю бутафорию. Сцена снималась в павильоне, инсталляция была с меня ростом. Меня вообще бесконечно мучила эта сцена, я никак не мог понять, не затянута ли она. В итоге, когда она уже стала существовать в фильме, я понял, что так и должно быть. Что именно к этому моменту возникает некая струна, которая натягивается. Мне было важно, что именно в этой сцене, на всей этой стопке из книг – на всей этой культуре мира, на этой колонне (мандельштамовское выражение) – в конечном счете стоит один номенклатурный телефонный аппарат, и один звонок решает все. Как и сейчас, собственно.

– Это кульминация всего фильма, на мой взгляд. Удивительное попадание и в ту эпоху, и в наше сегодняшнее время. Вы так не считаете?
– К большому сожалению, именно так. Лучше бы он казался чем-то неактуальным, таким анахронизмом. Казалось, что это не может повториться…

– Следующий фильм уже в работе?
– Уже давно. Он будет посвящен Андрею Платонову. И очень страшно – непонятно, как перевести его на визуальный язык. Премьеру планируем на 2017 год. Денег пока не нашли ни копейки.

– Как вы выбираете героев? Это ваши литературные предпочтения?
– Конечно, а как иначе?

– А как Иван Алексеев – Noize MC, чья композиция звучит в трейлере и титрах фильма, попал в проект?
– Я совершенно точно понимал, что если мы говорим, что речь нужно сохранить, то она должна быть дерзкой и живой. И начал искать современного исполнителя. Переслушал тонну рэпа, хотя он от меня совершенно далек. И Noize сразу же попал. Он очень быстро согласился и предложил вариант трека. Моментально стало понятно, что это заглавная композиция: ею начнется и ею закончится фильм.
Кстати, в фильме звучит еще одна песня – Билли Новик из Billy’s Band исполняет «Товарищ Сталин, вы большой ученый».