Город и горожане

Мой Петербург. Виктор Бычков

Виктор Бычков, которого все знают как егеря Кузьмича, отметил 65-летие. Так что ранние годы его пришлись на оттепельные 60-е, но, прогулявшись с актером по местам его детства, мы поняли: жизнь на рабочей окраине Ленинграда мало напоминала то, что показывало кино.

1. Перед нами самая обычная ХРУЩЕВКА на Лабораторном проспекте. Из подъезда выходит, пошатываясь, «чудик» в алкоголичке и растянутых трениках. Судя по возрасту, мог расти с Виктором, но никто никого не признает. Двор зарос бурьяном. На веревке висит белье. Время здесь словно остановилось.

***
– В этом доме, в этом дворе прошло мое детство. Здесь были первый друг, первая влюбленность. Здесь я нашел свой первый рубль. Шел и увидел во льду бумажку. Мне хватило сообразительности вырубить лед большим куском и дома положить его на батарею. Мама пришла домой: «Ой, батарея бежит». «Нет, – говорю, – не батарея бежит, это рубль оттаял». Здесь, стоя на балконе третьего этажа, мама в один день узнала, что я курю и ругаюсь матом. Хотя мат был в порядке вещей – на нем не ругались, на нем разговаривали. Интеллигенты в этом рабочем районе были наперечет. Увидев человека с портфелем, понимали – это или начальник или пришел свататься к кому-то.

***
– Тогда люди не закрывали двери на замок, а если закрывали, то ключ лежал под ковриком. В праздники во дворе ставили общие столы. Вся жизнь соседей была перед глазами. Все знали, кого обидели, какую женщину бьет муж, жалели ее. Если у кого-то случалось горе, дверь не закрывалась: «Ну, ты держись!»

***
– К моей маме все время приходила жена соседа-татарина жаловаться, что у них 12 девочек, и пока не появится мальчик, так и будет рожать. И когда наконец это случилось, она была так счастлива, помню, принесла нам сладости.

На первом этаже жил дядя Петя. Он никогда не застегивал ширинку. И самое забавное, когда он выходил во двор со своим псом Джеком, мы, маленькие, смеялись, показывали на них пальцем, потому что у Джека тоже все время торчала «красная пипирка»… Все ходили в общую баню неподалеку, которую называли цыганской, потому что рядом был цыганский табор…

А на втором этаже, помню, жил человек, который занимался расстрелами в «Крестах». И когда по воскресеньям он с женой выходил во двор, народ замолкал – все ощущали исходящий от него страх. Потом, работая водителем, я дважды заезжал в «Кресты» и в третий раз попал туда как судья КВН – я все время думал: только бы сюда не попасть. Очень страшно. Хотя местных тюрьма не пугала, многие из них там побывали, а возвращаясь домой, пели блатные песни, рассказывали всякие романтические истории.

***
– Драки возникали часто. Бывали и между районами. Меня засылали получить первый удар, чтобы кровь пошла из носа. После чего большие начинали: «Ты кого тронул?! Ты нашего тронул!» Я  видел, как мелькали финки, видел скальпели или обточенные монеты, которыми резали сумки. Застал и «беспредельщиков», которые у кинотеатра «Ладога» подкарауливали какую-нибудь парочку, приставали к девочке, парня били. Мы ловили этих козлов, лупили их…

2. По легенде, в здание ШКОЛЫ, в которой год проучился маленький Витя Бычков, первый кирпич заложил Киров. Но Вите Бычкову было не до убитого когда-то главы Ленинграда.

***
– Я помню эту школу по чулкам с лифчиком – это был единственный год, когда я их носил. Позор и ужас для нормального мужчины. Помню репейники – они хорошо приставали к школьной форме, поэтому ее хватало ненадолго, буквально на несколько месяцев. И по первой оценке, которую я получил – кол по русскому языку. Учила нас девушка из Минска, она говорила с говором, и я как слышал, так и записывал за ней. А в итоге – кол. После этого у меня к учебе сердце уже не лежало.

***
– Я был плохим учеником, но читать любил. Помню, как еще до школы прочел первую книжку – про кузнечика, а потом прибежал к маме и стал ей пересказывать. Но то, что надо было читать по школьной программе, не любил, вся эта классика – тургеневская «Ася», «Клим Самгин» Горького, – пришла ко мне позже, в армии. И всю армию я перечитывал «Робинзона Крузо», так что меня не доставали ни начальство, ни сослуживцы – я «жил» на необитаемом острове, а моим лучшим другом был Пятница…

3. Мне трудно представить детей, которые радостно играли на кладбище. В какие-нибудь казаки-разбойники. Но если бы только играли… Мы с Виктором стоим у ограды БОГОСЛОВСКОГО КЛАДБИЩА, смотрим в конец дорожки, где когда-то стоял маленький двухэтажный дом.

***
– В комнатушку этого дома поселили мою маму, ее брата и мою бабушку, приехавших в Ленинград. Бабушка послала деньги на покупку хорошего дома родственнику, а он их пропил… Так и оказалось семейство на кладбище в прямом смысле слова.

***
– Мама рассказывала, что по ночам слышались какие-то работы, и, выглянув в окно, можно было увидеть, как могильщики раскапывают свежую могилу. Они снимали с покойника одежду, украшения, коронки и закапывали его обратно.

***
– Видели пожилых людей, которые, чтобы хоть что-то добавить к своим крохотным пенсиям, на Пасху, Троицу собирали на могилках яйца, конфетки – мертвые кормили живых.

***
– Поскольку вера была запрещена, иконки, образки разрешали только на могилки ставить. Поэтому, когда после Фестиваля молодежи на Западе вдруг возник интерес к иконам, фарцовщики посылали нас, детей, на кладбище собирать их. За это мы получали пару конфеток, а они доллары. Вот так к нам вернулась вера, через продажу иностранцам.

4. Еще не так давно доехать из центра до площади Калинина, а точнее Кондратьевского рынка, казалось подвигом. На это можно было решиться, только чтобы купить на рынке домашнего питомца. Оказывается, раньше рынок оглашали совсем другие крики.

***
– Я застал времена, когда инвалиды играли там в три карты, а еще сидел человек и продавал ржавые гвозди, которые никто не покупал. Но у него и не было задачи их продать. Он просто знал все, что происходило на рынке. К нему можно было подойти и сказать: «У нас украли кошелек!», и потерю возвращали за какую-то мзду. Или, наоборот, говорили, что вора посадили, не ищите его. Свой мир был.

***
– В универмаге на площади Калинина мне купили костюм. У меня никогда не было такой одежды, и когда я его примерил, то понял: костюм должен быть моим. Детское сознание выдало: грязную одежду не возьмут обратно, и я вывалялся на полу. Но продавщица сказала: «Ничего-ничего, вывесится». Тогда я «нечаянно» порвал бирку. И костюм стал моим.

***
– За универмагом в маленьком зальчике библиотеки показывали фильмы из Госфильмофонда – я там несколько раз смотрел «Монте-Кристо» с Жаном Маре, «Мистер Питкин в тылу врага»… Но по-настоящему большим событием был поход в кинотеатр «Гигант», особенно с мамой. На производстве ей давали билеты в кино. И помню, мы с ней смотрели «Крепостную актрису» и фильм про Волгу, не помню название, там звучала песня «Издалека…» Кстати, раньше, когда показывали двухсерийный фильм, делали антракт, как в театре. Народ шел в буфет, покупал бутерброды, пирожные, лимонад, и не только. И возвращался в зал. А с фильмом «Спартак» решили поэкспериментировать – одну неделю шла одна серия, потом вторая. Однажды в «Гиганте» ремонтировали малый зал, и я через стройку проникал в кинотеатр. Всю неделю не ходил в школу и смотрел «Спартака». В результате у меня поехала крыша. Мама повела к невропатологу, которая узнала, что за 7 дней я посмотрел все сеансы, и вынесла вердикт: «Надо лечить!»

***
– А в другой раз, после школы проходя мимо «Гиганта», увидел с задней стороны огромный ЗИЛ-130, загруженный ящиками с пивом. Рядом стояли женщины и сетовали, что некому разгружать. И тут возник мальчик в пионерском галстуке: «Тетеньки, давайте я с друзьями разгружу машину, а вы нас пустите в кино?» «Нет проблем», – ответили мне. Показывали тогда фильм Акиры Куросавы «Гений дзюдо». Вот так благодаря пиву я познакомился с творчеством Куросавы.

5. Однажды юный Бычков попал в ТЕАТР КОМЕДИИ, что на Невском. И потом пересмотрел весь репертуар. Почему он вообще решил отправиться в театр, Виктор, кажется, и сам не помнит. Но сразу оговорюсь, ходил он туда не за деньги – талантливый подросток умел проходить мимо билетера незаметной тенью.

***
– Мне нравилось, что этот театр находится на Невском проспекте. Что рядом Елисеевский магазин, и если вдруг есть 23 копейки, то можно купить сто граммов колбасы. Но чаще всего денег у меня не было, и я возвращался домой пешком, иногда приходилось присаживаться, чтобы переждать колики в желудке. А как-то – это, правда, было в Малом оперном театре (сейчас Михайловский театр) – я в буфете стырил лимон. Сел в первом ряду и, пока оркестр настраивался, стал жевать кислый фрукт. И тут вдруг поворачивается ко мне солист-трубач, и видно по его лицу, что ему тоже кисло, слюни текут… Меня схватили за шкирку и вытащили с первого ряда, так что оперу я смотрел с галерки. Потом я прочел у О’Генри рассказ про то, как труба в оркестре сыграла фальшивую ноту из-за лимона, который ел враг музыканта.

***
– На публику я тогда не обращал внимания – вернее, замечал, как в антракте закусывали эклерами, прямо как у Зощенко. Мне казалось странным, что дамы обязательно приходили с мешочками, в которых прятались туфельки, мужчины тоже откуда-то извлекали галстуки. Для меня все-таки главным был сам театр – мне уже тогда нравились спектакли, где есть свой мир, в котором я могу раствориться. И уже тогда я понимал: в жизни нет правды, она – на сцене. И мое место там. Это как, помните, в сказке «Королевство кривых зеркал» были две девочки – Оля и ее «зазеркальный» близнец Яло. Я хотел быть таким «Яло».

Елена Боброва

Фото: Александр Никитин

Предыдущая статья

Миланская неделя дизайна в Москве

Следующая статья

Театр Эстрады Райкина открывает 80-й сезон!