История Петербурга до Петербурга в картинках
«– Что нам, изволите видеть, Петербург, мы и до него существовали… – скажет любой старожил Охты». Это любопытное наблюдение из воспоминаний художника Петрова-Водкина, который в конце XIX века жил на Охте. Охта в ту пору считалась петербургским захолустьем, однако патриотизм ее обитателей не на пустом месте образовался – на месте города Ниена, который процветал здесь до Петербурга. Сейчас мало кто интересуется этим городом, а вот художник Эдуард Якушин зачем-то его рисует.
Петербург до Петербурга вдруг нарисовался
— Началось все с идеи постройки небоскреба «Газпрома» на Охте. Жутко как-то стало. Этот небоскреб убил бы не просто Охту, а весь Петербург.
Вы, конечно, принимали участие в акциях протеста?
Э. Я. Конечно. У меня было такое к этому проекту отвращение, что я решил: если «Охта-центр» построят, я вообще из города уеду куда глаза глядят.
А вы случайно не на Охте живете?
Э. Я. Там у меня приятель живет – художник Сергей Бакин. Мы с ним писали этюды на берегу, когда еще набережной не было, и постоянно что-то находили – какие-то черепки…
А потом археологи под заводом, снесенным ради газпромовской башни, откопали крепость Ниеншанц. В общем, спасибо «Газпрому»: башню не построили, а вашу творческую жизнь круто изменили. Вы стали допетербургским художником. Это что-то новенькое.
Э. Я. Археологи откопали на Охте несколько культурных слоев начиная с неолита. Здесь всегда возникала какая-то городская культура, но ее быстро разрушали. Потому что место ключевое.
Ну да, возвышенная торговая точка на пути из варяг в греки. Шведы с новгородцами не случайно постоянно сражались за Ижорскую землю, как ее тогда называли. А в Смутное время произошла какая-то мутная история: шведы помогали русским воевать против поляков, им обещали за это кругленькую сумму, а в залог оставили земли, в том числе и Ижорскую. Но московские правители шведам не заплатили…
Э. Я. А в 1611 году шведы в устье реки Охты, тогда еще полноводной, построили крепость Ниеншанц. Рядом появился город Ниен, который стал столицей Ингерманландии. Богател год от года, одалживал деньги шведской короне. Считается, что в конце XVII века постоянных жителей было примерно 2,5 тысячи. Тут торговали, возделывали поля. Были
мельницы, кирпичные заводы, верфи, коммуникации. До сих пор мы ездим
по шведским дорогам – по тому же Лиговскому проспекту.
Судя по описаниям, место было оживленным. По берегам – лесные склады, хлебные амбары, на реке иностранные корабли. А городок уютный: узенькие улицы, аккуратные домики, флюгеры-петушки. Ратуша, кирха, школа…
Э. Я. Школу откопали на Конторской улице, она знаменита тем, что в ней учился Урбан Йерне, известный шведский ученый-энциклопедист, хотя вообще-то наш земляк (родился в Скворицах – сейчас это Гатчинский район). Он был и автором первого в Швеции учебника по химии, и личным врачом Карла XI, систематизировал шведскую грамматику, создал шведскую драматургию, писал стихи, художник был потрясающий. Гений абсолютный. С Ньютоном дружил. То есть величина мирового уровня. Так вот в своих воспоминаниях он написал: в Ниене так хорошо учили, что когда мы с братом поступали в Дерптский университет, нас сразу зачислили на второй курс.
Вы с такой гордостью рассказываете о Ниене, как будто сами там жили. Или, может, ваши предки?
Э. Я. Мои предки появились в Петербурге значительно позже. А вот я действительно с головой погрузился в эту историю и жену увлек. Аля вообще-то медик, но занималась частным предпринимательством, у нее был магазинчик сувениров. Никакого дохода не приносил, но жизнь теплилась. А тут она пошла учиться в Институт культуры на
искусствоведа. И вот уже защитила диплом по созданию музея-заповедника на Охтинском мысу.
А вы пишете город, который никогда не видели.
Э. Я. Не сохранилось ни одного изображения Ниена, но в Финляндии есть город Порвоо, построенный практически одновременно и по одному плану. А вообще, я позволил себе фантазировать. Петр Сорокин, руководитель археологических раскопок на Охте, меня ругает: не было, говорит, в Ниене каменных домов. А мой приятель Александр Пересветов-Мурат из Шведской королевской академии словесности, истории и древностей
утверждает, что были. Он потомок русских дворян, которые остались здесь при шведах. Его предок – тоже Александр Пересветов-Мурат – был предпоследним комендантом Ниеншанца. Да и последний комендант Йоган Апполов его родственник – Иван Опалев по-русски.
То есть шведскую крепость от армии Петра защищал русский дворянин?
Э. Я. Да, русский, принявший лютеранство и причисленный к шведскому рыцарству.
В Ниене было четыре официальных языка – шведский, немецкий, русский и финский. Причем русский наравне с немецким был языком делопроизводства. Успех в делах от национальности не зависел. Жил там купец Матсон (русский Матвеев), который построил в Ниене самый большой на тот момент корабль Швеции. А маленькие парусные кораблики или лодки были у всех – мостов ведь не строили. В село Спасское с православной
церковью – это район будущего Смольного – переправлялись на пароме.
Финн Сауло Кепсу на основе архивных документов написал книгу «Петербург до Петербурга», где перечислил все тогдашние поселения. Скажем, на Фонтанке, напротив нынешней площади Ломоносова, была русская деревня, а на месте Эрмитажа – финская. Видимо, это тот самый приют убогого чухонца, воспетый Пушкиным. А что ему было еще
воспевать? Город-то к тому времени сожгли. Причем сами шведы.
Э. Я. Ну представьте себе: русские наступают – как можно было обороняться, если вокруг город? Его сожгли, а жители уехали в Выборг и Нарву. Некоторые, правда, укрылись в крепости.
И чтобы спасти их, комендант после двух отбитых атак согласился на почетную сдачу. 2 мая 1703 года, вручив ключи от крепости фельдмаршалу Шереметеву, под барабанный бой гарнизон вместе с семьями покинул Ниеншанц. А русские, которые с Петром не воевали, тоже ушли?
Э. Я. Ушли все, в том числе и русские. Они были свободными людьми, в письмах королю возмущались, что налоги высокие, и вдруг на тебе – крепостное право? Здесь начала образовываться особая нация – ингерманландцы. Вольнолюбивые, с чувством собственного достоинства. Дух Ниена Петербург потом впитал.
НН Этот культурный слой когда-нибудь предстанет перед глазами изумленной публики?
Э. Я. Место раскопок на Охте называют Петербургской Троей. Надеюсь, нам хватит ума не застроить его, а превратить в археологический заповедник.
Ваши картины неплохо впишутся в экспозицию. Как бы вы определили этот жанр?
Э. Я. Восполнение утраченного в стиле XVII века. Например, я изобразил рыцарский турнир, который произошел в 1653 году в честь крестин дочери губернатора Ингерманландии.
А каким был первый сюжет?
Э. Я. «Ингерманландцы изгоняют московских опричников из-под стен Ниеншанца».
Разве тогда еще были опричники?
Э. Я. Конечно нет. Это нарочитый анахронизм!
Интеллектуальная провокация.
Э. Я. И она удалась. Когда я выставил картину в Интернете, все кинулись заниматься историей и меня разоблачать. А «Газпром» опубликовал архивные записки про Ниен, которые мне были недоступны. Картину купили за очень хорошие деньги, я был поражен. Говорят, что покупатель – кто-то из газпромовских. Ну а сейчас картины с видами
города Ниена можно увидеть в экспозиции музея «Нарвская застава» в усадьбе Дашковой.
Эдуард Якушин
Закончил СХШ и факультет дизайна Мухинского училища. Участник
многочисленных выставок и пленэров в защиту памятников Петербурга и
Ингерманландии. Работы находятся в корпоративных и частных собраниях
России, Европы и США.
Текст: Светлана Мазур