Всегда влюбленная. Марианна Васильева и её скрипка
Текст: Анна Ершова
Скрипачка Марианна Васильева, девушка-успех, 29-летний профессор Мадридской высшей школы музыки и лауреат 12 международных конкурсов, – о скрипке Карло Тесторе, пустыне, солнечной энергии и любви.
– Марианна, вы учились в Петербурге, в Вене, в Кёльне и даже одновременно в двух местах. Расскажите, как это возможно – технически и эмоционально?
– Да, я действительно совмещала вначале Петербург и Вену, а потом Петербург и Кёльн. Смысл в том, что много прекрасных российских педагогов в свое время уехали из страны. Мой замечательный профессор Захар Нахимович Брон – он начал свою педагогическую деятельность в Новосибирске – уехал в Германию. Кстати, я еще и в Мадриде у него училась. Дора Шварцберг – она из Одессы – преподавала в Вене. И я к ним туда ездила. Технически это было, конечно, не очень просто: составляешь график, когда твой профессор может, когда ты сам можешь… Но для меня такое совмещение не было нонсенсом. Мы же все время гастролируем, даем концерты. Помните песню из фильма про Паганини? «Кто породнил нашу жизнь с дорогой без конца? Только любовь…»
– Сейчас и вы, несмотря на такой молодой возраст, преподаете в Высшей школе музыки Мадрида…
– Да, я преподаю в Мадриде и даю мастер-курсы в разных странах довольно часто, но иметь большой класс не могу: это сложно совмещать с концертной деятельностью. Сейчас у меня несколько студентов и аспирантов – кстати, среди них нет испанцев, в основном это студенты из Польши, России и стран бывшего Советского Союза.
– Можете каждое из четырех мест учебы кратко охарактеризовать? Какими-то тремя-четырьмя словами?
– Давайте попробуем. Петербургская школа, консерватория: дом, база, семья, рост. Вена: момент осознания, что я без этого не могу, переезды, трудности. Кёльн: развитие, самостоятельная жизнь, конкурсы. Мадрид: окончание учебы, становление как артиста. Видите ли, трудно подобрать верные слова, потому что всегда же есть параллельно Петербург. Петербург присутствует везде…
– В ноябре у вас был совместный концерт в филармонии с Сергеем Гармашем. Вы исполнили программу, состоящую из 24 каприсов Никколо Паганини, что само по себе редкость, а Гармаш прочел воспоминания Генриха Гейне, написанные под впечатлением от концерта Паганини. Любопытно, как родилась идея этого концерта?
– Изначально мне просто очень хотелось дать возможность людям услышать этот цикл таким, как его задумал Паганини: от первого каприса до последнего. И взялась я за это, скорее всего, потому, что мне всегда хочется «дойти до самой сути». Есть много дисков с каприсами, но мало кто из скрипачей исполняет в одном вечере все 24 каприса. На сцене – это не в студии: нет возможности делать много дублей, играешь раз и навсегда. А потом захотелось усилить эффект от академической музыки, проверить, насколько две ипостаси – музыка и литература – могут дополнять друг друга. Сергей Леонидович к этой идее подошел с большим воодушевлением, нам было интересно, мы обсуждали, предлагали какие-то свои решения. Например, придумали, как в первом и втором отделениях будет предвосхищаться музыкальная составляющая концерта: свет выключался, когда Сергей Леонидович заканчивал говорить, в этот момент мы перемещались, и свет уже включался на меня. Забавно, как мы договаривались не столкнуться и не споткнуться при этом. И в результате сами, честно говоря, не ожидали, что будем так довольны результатом.
– Понятно, что с каждым годом академическая музыка становится жанром для избранных. Нужно ли популяризовать классику, или она все равно рано или поздно уйдет на второй план в общей картине музыкальной культуры?
– Конечно, нужно. Но привлекать публику, надев какой-нибудь фиолетовый в крапинку костюм или покрыв скрипку блестками, я, конечно, не стану. Тут необходим глубокий профессионализм, который, кстати, не всегда популярен в России: в последнее время многие артисты думают, что публика все равно ничего не понимает и если уже есть регалии и звания, можно как угодно сыграть. Но ведь концерт – это очень тонкий психологический процесс общения музыканта с публикой. Через музыканта проходит огромное количество эмоций, это некая духовная демонстрация, недаром живое исполнение считают настоящим искусством. И высоким уровнем исполнения мы очень серьезно можем пропагандировать классическую музыку. Возьмем Григория Соколова: на его концерты каждый раз трудно достать билеты, это настоящая популярность. И он ее достиг именно уровнем исполнения.
– Тогда зачем все эти «новые жанры»? Просто иди и хорошо играй. Разве не так?
– Знаете, один мой знакомый сравнил классическую музыку с элитным рестораном, а популярную – с «Макдоналдсом», на еду которого в любом случае будет спрос больше. Перекусывая фастфудом, мы знаем, что это вредно для здоровья и что все-таки лучше питаться более правильно… С одной стороны, пускай все существует, пускай цветут все цветы, но с другой – мне бы хотелось, чтобы общество чувствовало потребность не только в подпитке своих грубых человеческих желаний, но и заботилось о духовном развитии. А это и есть то, что должна нести классическая музыка. «Новые жанры» (кстати, среди современной музыки очень много по-настоящему прекрасных произведений) рождаются иногда из стремления дойти до цели (для многих цель равняется прибыли) легким и быстрым путем. В моем же восприятии глубоко укоренилась позиция «полной творческой свободы в условиях абсолютного профессионализма». А это путь долгий и нелегкий… Зато и цель выше.
– Какое значение имеет инструмент для музыканта? Знаете, бывают мужчины, которые с машинами разговаривают: «Ну давай, моя хорошая, что-то ты не в настроении сегодня». Музыканты тоже?
– Да, всё так. Потому что это живое существо, которое впитало в себя информацию предыдущих владельцев. Плюс у каждого хорошего инструмента есть свой собственный характер – это не пустые слова, все скрипачи это знают. И хорошие скрипачи хороший инструмент чувствуют еще в большей степени, потому что на них играли талантливые люди, личности, о которых инструмент сохранил память. Ведь недаром если на скрипке долго не играть и хранить ее в шкафу, она начинает гибнуть, начинает терять свой звук, и приходится ее потом долго-долго разыгрывать. Я сейчас играю на инструменте, которому больше трехсот лет, это скрипка итальянца Карло Антонио Тестори, мы с ней прошли огонь, воду и медные трубы, и она меня всегда поддерживала.
– В одном из интервью вы сказали, что в данный момент больше трех недель в одном городе не бываете. Есть ли место на земле, которое вы считаете своей родиной?
– Я петербурженка, не могу отделить себя от России, но с мая еще одним домом для меня стал Израиль. Я не осталась жить в Германии и во многих других местах, где хорошие условия для работы и всё замечательно, но чувствовать себя дома я там не могу. Я много времени провожу в Швейцарии, и, казалось бы, это так чудесно – горы и леса! Когда мне было 16 лет, я мечтала о собственном доме в швейцарских горах, где будем только я, скрипка, рояль и черный кот. Теперь думаю: бойся своих желаний, иногда они исполняются. Оказывается, что на другом этапе развития ты хочешь чего-то совершенно иного. И получается, что сейчас оторвать себя от Петербурга я не могу и оторвать себя от Израиля – тоже.
– Почему Петербург – понятно, а почему Израиль?
– Понимаете, у меня есть дом в оазисе в пустыне Негева. Это небольшая коммуна в 300–350 человек, окруженная забором. Я изучала там иврит и думала, что сразу потом перееду в столицу, но мне настолько это место понравилось! Я себя как будто бы в розетку вставляю, подзаряжаюсь энергией, настолько она там сильна! Мне очень повезло, так как после всех гастролей, перелетов, европейских столиц найти тихое и уютное место, где можно на время переключиться, удается не всем. К тому же мне интересна культура этой страны, нравится язык, и там замечательные люди. Со своими, конечно, проблемами, но очень радушно всегда меня принимающие. В августе прошлого года, когда у меня был первый концерт в Иерусалиме как израильтянки, такого количества журналистов и такого количества звонков я не получала никогда! Обо мне говорили по всем каналам, во всех новостях, и мне нужно было думать не о том, как себя пиарить, а о том, как хорошо сыграть концерт, поэтому я даже стала выключать телефон и говорить, чтобы все от меня отстали. Но, конечно, это было приятно, и я просто почувствовала, что «страна радуется».
– Сегодня часто слышишь о проблеме отсутствия мотивации. А вы такая сильная личность, везде учитесь, побеждаете в конкурсах – что является вашей движущей силой?
– Не знаю, как объяснить… Я не могу долго не играть, всегда должна ощущать скрипку в руках. И я иду по дороге к своей цели, которая в принципе не может быть конечна, потому что осознать и прочувствовать до конца музыку всех этих легендарных личностей, которую исполняешь, за одну земную жизнь никому не удастся. При этом нельзя не любить то, что пропускаешь через себя.
– Вы общительная или социофоб?
– Я живу в каких-то параллельных мирах. В одном я очень общительный человек и лучше всего себя чувствую на сцене, для меня это самое естественное состояние. В другом мне необходимы тишина и личное пространство. Наверное, потому оазис в пустыне у меня и появился. Мне иногда нужно, чтобы меня не трогали, особенно когда рождается что-то новое, когда я занимаюсь и во что-то глубоко погружаюсь.
– Забывая поесть и умыться?
– Не забывая, но ем тогда, когда проголодаюсь, а не тогда, когда положено. Понимаете, я все-таки человек, который горит, еще моя учительница по литературе в Петербурге говорила: «Как же она живет, что все так чувствует, будто без кожи?» И вот мне нужно иногда от всего отстраниться и просто побыть наедине с собой, со скрипкой, со своими мыслями – для того чтобы не перегореть, для того чтобы всегда быть влюбленной.
«Кто подсказал эту музыку твоей душе? Только любовь! Кто повторит тихим голосом твои слова? Только любовь!»
Первые уроки игры на скрипке пятилетней Марианне Васильевой дал отец. В 7 лет она уже сыграла свой первый концерт. В дальнейшем ее педагогами стали знаменитые скрипачи: Владимир Овчарек (школа-лицей и Санкт-Петербургская консерватория), Дора Шварцберг (Высшая школа музыки в Вене), Захар Брон (Высшая школа музыки в Кёльне), в классе которого Марианна училась с 2007 года. Сегодня выступления Марианны проходят с большим успехом в лучших залах России, Европы, США, Канады, Китая. Она профессор Высшей школы музыки в Мадриде, лауреат множества международных конкурсов.
