Город и горожанеПерсоны

Стереокартина маслом

Художница Марина Быкова, хозяйка известного в городе Art-atelier, поразила воображение ценителей искусства стереоживописью. Ее уникальные по технике работы представлены на выставке «Калейдоскоп» в галерее К.И.Т. на Песочной набережной, 16. Эффект как в стереокино – такие же объем и глубина, вот только никаких 3D-очков не надо, чтобы лицезреть эти неповторимые художественные миры. Как и для чего они сотворены? Спросим у автора.

Два времени в одном пространстве

– Марина, стереоживопись – это ваше ноу-хау?

– Да. Причем я создала ее уже лет десять назад. Меня спрашивают: ты это запатентовала? А я отвечаю: да это обычный театральный прием, только глубину сцены с декорациями я уменьшила до размера картин.

Моя стереоживопись дает четыре измерения, когда на одной картине, где изображена, например, площадь Сан-Марко в Венеции, могут уживаться два времени: современность яркая и четкая, а прошлое размыто.

Это размышление о быстротечности жизни. А в работах из коллекции «Тени дворцовой эпохи» – намек на недостоверность наших знаний о прошлом: живописную основу царских резиденций я покрыла шелковым слоем, как патиной, размыла очертания, добилась призрачности.

– Почему выставка называется «Калейдоскоп»?

– Там есть две картины в японском стиле – «Зонтики» и «Фонари», – созданные году в 2008-м фотонарезкой: берется изображение, режется в определенном сочетании, смешивается, и получается такой эффект, как будто смотришь в калейдоскоп.

– Как эта техника называется по-научному?

– Я назвала ее «калейдоскоп», а как по-научному – не знаю, потому что такого еще никто не делал.

– У вас все творчество – сплошное новаторство? Вы избегаете традиционных вещей?

– Ну почему? Могу, например, по просьбе знакомой просто запечатлеть сирень на Марсовом поле. Правда, когда я ее писала, подошла женщина и говорит: я смотрю – то ли вы реалист, то ли импрессионист, как-то у вас все смешано.

– А оказалось – полиреалист.

– Да, буквально полгода назад вдруг выяснилось, что я принадлежу к полиреалистам. Они меня откопали каким-то образом и сказали: вы полностью соответствуете нашему движению. Я была очень удивлена. Как раз в галерее полиреалистов и открыта сейчас выставка – там, кстати, не только мои картины, но и Даши Соломенниковой, моего главного партнера по самым сложным работам.

– Основатель полиреализма Петр Костенко сказал мне, что главное – создать на холсте симфонический оркестр, где ничто не фальшивит, и придумать свой условный язык.

– Для них еще важна хорошая академическая школа. Не просто вылить краску на холст, хотя я это тоже делаю.

Оригиналы ломают копии

– Страсть к экспериментам преследует вас всю жизнь?

– На самом деле по образованию я реставратор, а это очень консервативная профессия. Но еще на дипломной практике в Эрмитаже в 1998 году я предложила реконструировать утраты с помощью трехмерной графики (3DMAX). В картине Грея «Бедуин с белой лошадью» середины XIX века было утрачено седло. Нашли похожее и провели виртуальную реконструкцию.

– В то время для большинства это была экзотика.

– А меня на эту мысль натолкнул преподаватель кафедры графики Олег Попов, который использовал 3D, реконструируя архитектуру Старой Ладоги.

– А почему вы не стали реставратором?

– Потому что считаю: нужно только сохранять, а не реставрировать. А я не хотела быть сохранителем, я мечтала создавать.

– И создали свою студию?

– Забавно, что когда она открылась в 2002 году, очень много заказывали копий. Шишкина, Айвазовского, Репина. Люди хотели видеть в своих жилищах те картины, по которым они писали сочинения в школе. В середине нулевых появились заказчики, которые стали ездить за границу не только на пляж, но и картины посмотреть. Тут уже пошли копии из Лувра, Прадо… А после кризиса 2008-го копиями в основном перестали интересоваться, зато остались востребованы авторские работы. Чаще всего пейзажи, реже всего – портреты.

– Случаются ли какие-то курьезные заказы?

– Иногда заказчик чего-то не понимает, например, разницы между копией и версией. Девушка заказала копию из каталога «Сотбис» – влюбленную парочку на лодке в лунную ночь. Когда работа была сделана, девушка была разочарована: «Я не думала, что будет ну совсем уж так похоже!»

– Идеальный заказчик для вас какой?

– Позитивный. Самый позитивный заказчик был из сети японских ресторанов. Он приходил: «О, блин! То, что я хотел! Только объяснить не мог!» А когда ему что-то не нравилось, он так и говорил: «Ну нет, кто-нибудь шелк потрогает, испортит. Вы что-нибудь другое придумайте».

– И придумывали?

– Конечно. Скажем, на шелк с метализированной нитью наносили изображение и запаивали в прозрачный материал… Изобретать приходилось очень много. Маленькие японские гравюры нужно было увеличить, домыслить, переписать маслом, исполнить в разных техниках. Мы работали с ним почти пять лет, я сделала для него больше 130 работ.

Пергамский алтарь

Чего хотят заказчики – того хотят боги?

– Чем вы озабочены сейчас?

– Пергамским алтарем.

– Это тот самый, из античных времен, с мраморными богами?

– Тот самый, выставленный в Берлине.

– Кто-то пожелал иметь скульптурную копию в своих апартаментах?

– Да нет, изначально речь шла о живописной копии. Мы стали над ней работать, но тут заказчик запереживал: слишком уж много руин. Нельзя ли сделать как-то более благолепно? Чтобы безголовые оказались с головами, безрукие – с руками. Я категорически отказывалась, но потом все же согласилась сделать реконструкцию по классическим греческим канонам. В общем, работа перешла уже в исследовательскую. У Ники не было головы, у Афины тоже, мы их восстанавливали какими-то репликами по вещам, сохранившимся в зарубежных музеях. А вот у Гекаты до сих пор нет лица, и я пока не хочу его восстанавливать, потому что не нахожу в музеях подходящих слепков.

– И правильно: Геката считалась богиней ведьм, ее лучше не гневить. Известно ведь, что художников часто преследует всякая мистика.

– Мистические ощущения я пережила на первом курсе Мухинского училища. Нужно было сделать графическую копию головки ангела – в оригинале это была масляная живопись.

И вот ночь, я выполняю эту «ангельскую» работу и вдруг в какой-то момент понимаю, что наблюдаю со стороны, как рисует моя рука. Это была мистика.

– Это был намек на божественное происхождение творчества. Все-таки очень хочется узнать, как приходят в голову грандиозные идеи.

– Они приходят вместе с человеком, который ставит перед тобой задачу. Многих вещей я бы для себя не открыла, не будь у меня таких требовательных заказчиков.

– А можно взглянуть на что-нибудь из последнего?

– Вот эта вещь называется «Осень», а если мы перевернем ее вверх тормашками, у нас получится виолончель.

Светлана Мазур
Предыдущая статья

Высокая парикмахерская мода

Следующая статья

Леонтьевский Мыс: Классика вне времени