К 100-летию со дня рождения Даниила Гранина, из архива журнала «На Невском»
Текст: Марина Гончарова
Рассекая время
В прошлом году вышел новый роман Даниила Гранина «Разговоры с Петром». Первый тираж в пять тысяч экземпляров разошелся мгновенно, как, впрочем, и два последующих тоже по пять тысяч, как, впрочем, и семь тысяч экземпляров журнала «Дружба народов». Почти вся критика была положительной, как и несколько больших читательских обсуждений в Петербурге и Москве. Даниил Александрович к этим фактам относится скептически, не считая их показателями популярности произведения. Однако о книге поговорить согласился. Я еду к нему в гости, в красивый дом на его любимой Петроградской стороне. Гранин встречает в прихожей, справляется о погоде. Мы проходим в сумрачную гостиную, и он, по обыкновению, садится в кресло спиной к свету, усаживая меня лицом к окну. В этом году Даниилу Александровичу исполнится 83 года, но он все как-то по-молодому ироничен и открыт. Кажется, что его внутренняя сила с возрастом увеличивается, и он выбирает героев все более мощных статью.
– Давно ли вы задумали этот роман?
– Давным – давно, но это была голубая мечта, далекая. Чем больше я читал про Петра, тем менее реальным казалось мне ее воплощение. О Петре готовился писать Пушкин, проработал в архивах лет шесть и ничего не написал. Готовился писать Лев Николаевич Толстой и тоже ничего так и не написал. Ну, куда уж мне? То, что написал про Петра Алексей Толстой, меня не устраивало. Я задним числом понимал, что это не совсем то. К тому же и он роман свой не закончил. Правда, неплохо про Петра написали Юрий Николаевич Тынянов, Юрий Павлович Герман. Петр Мережковского мне не понравился. Ну и масса других писателей обращалась к образу Петра, но я старался их произведения не читать.
– То есть вы испугались своего замысла?
– Да, конечно. Подумалось: куда уж я со своим суконным рылом полезу в этот ряд? Но однажды я решил, что надо ставить себе задачи непосильные. Посильные – неинтересно. Чем, может быть, сложнее задача, тем больше сил появляется для ее выполнения.
– Что лично для вас фигура Петра?
– Я не видел в русской истории никого, более привлекательного, чем он. Я, бывая за границей, спрашивал у немцев, французов, итальянцев, кто является самой привлекательной исторической фигурой для них. Итальянцы называли Гарибальди, иногда – какого-нибудь из римских пап, ну, в общем, невнятно. Немцы называли Бисмарка, Фридриха Великого, но неуверенно, и тут же сами себя опровергали. Французы говорили о Наполеоне, но не бесспорно. Между тем, мне кажется, всем хочется иметь в истории абсолютную в смысле преклонения фигуру, любимую. А, так как я человек питерский, для меня Петр – повсюду.
– Как долго вы писали книгу?
– Больше десяти лет. Но нельзя сказать, что все это время я писал только этот роман. Я выдыхался, оставлял его, обращался к другим своим замыслам. Падал духом, рвал рукописи, потом опять набирался мужества.
– Вы довольны результатом своего труда?
– Сначала был доволен, теперь – нет. Возвращаюсь к написанному и думаю, что это можно было бы сделать по-другому, а тут я кое-что упустил. Например, взаимоотношения Петра и Анны Монс. Как интересно можно было показать этот сюжет! Или вдруг открывается фигура Михаила Голицына, которую я позабыл. Боже, какой красоты личность! Недаром Петр его так любил.
– Велик ли был соблазн интерпретировать образы и события в соответствии с собственными представлениями?
– Я как раз и старался все показать по-своему, вопреки историкам и истории. Вот я уже упоминал Анну Монс. Она представлена историками как женщина корыстная, мелкая и недостойная Петра. Но я попытался вникнуть в ее психологию. Она отвергла руку и сердце царя, потому что полюбила некрасивого, хромого, низкорослого посланника. Какая же тут корысть? А какая же мелкота и все прочее? Петр – не просто один из претендентов, он царь, это XYIII век, такая честь. Да какая же женщина посмела бы отказать Петру? Это страшно. А он красавец, а он молод. Чтобы поступить, как Анна Монс, надо было быть не просто мужественным человеком, надо было быть внутренне свободным человеком. И видишь, что это совсем другая женщина, нежели та, что существует в русской истории. Я не обвиняю историков, домыслы, психология – занятие чисто писательское. Для историков Анна Монс – одно из промелькнувших лиц. А для меня – событие, которое могло бы изменить историю России. Я когда начинаю думать о том, как бы все сложилось, если бы она вышла замуж за Петра, голова кружится. Их брак мог бы быть счастливым, поскольку она была женщиной достаточно самостоятельной, прозападной. Наследники были бы прямыми, сыновья, которых бы Петр любил, которыми бы занимался. Не случилось бы суматохи с наследством, не было совершенно чужого человека для России – Анны Иоановны… Все могло бы быть по-другому.
– Как вы формулировали свою главную задачу?
– Моя главная задача состояла в том, чтобы показать Петра не как реформатора, не как полководца, не как дипломата, не как администратора, а показать его как личность. Его внутренний мир, таланты, призвание, страдания. То есть все то, чего в документах не найдешь. Конечно, я должен был придерживаться фактов: есть Полтавская битва – и никуда не деться, есть трения Петра с Августом и Карлом – и их не отбросишь. Важно осмысление фактов. История – всегда версия каждого из историков. А тем более версия каждого из писателей. История для меня — не перечень дат, событий, фактов, а чувства, настроения.
– Не подталкивали ли вас наши современные реформы на актуализацию?
– Я бежал от таких мыслей. Подгонять историю под любые параллели совершенно недопустимо. Конечно, иногда невольно сопоставляешь и невольно подчеркиваешь сходство. К сожалению, у меня несколько таких моментов в романе, но я не считаю этот прием самым лучшим. Я писал самостоятельное произведение, ничего не актуализируя. Для читателя всегда интереснее самому сопоставить времена и провести параллели, нежели получить готовыми от автора.
– Как вы относитесь к критике?
– У критики сегодня очень трудное существование. Нет возможности спокойно и свободно заниматься разбором произведений, потому что практически негде это делать. Отрицательные отзывы для меня уже не болезненны, меня так много критиковали, причем часто несправедливо и жестко… Я – битый-перебитый и научился не отзываться на подобные статьи. Дельные же замечания, с одной стороны, хорошо бы учитывать, но, с другой стороны, переделывать какие-то вещи рискованно, переделки могут выглядеть как заплаты. Критика нужна и полезна, но в большей степени существует она не для писателя, а для читателя – помочь ему разобраться, понять что-то. Писателю критик может письмо написать. И если он умен и талантлив, это большое счастье.
– Вы следите за новинками современной русской литературы?
– Есть процесс современной литературы, в котором развивается концептуализм, постмодернизм. Я думаю, это закономерно, хотя мне неинтересно. Все новые течения, на мой взгляд, появились потому, что литература наша была в кризисе, ее бросил читатель. И она начала искать новые формы, новые возможности, чтобы полнее выразить себя. Но все-таки, я думаю, это себя не оправдало. Хотя были удачи и успехи, громкие имена. Мне кажется, намечается возврат к реализму и, вместе с ним, появляется интерес к серьезной литературе. Случайно ли совпадение двух процессов, есть ли между ними связь, не знаю.
– Много читаете?
– Мало, времени не хватает. Читаю западную литературу: Борхеса, Кортасара, Зюскинда. Стихи читаю. У меня есть несколько любимых поэтов, за чьим творчеством я наблюдаю: Кушнер, Горбовский, Евтушенко, Межиров, отчасти Ахмадулина. Мой дружеский набор.
– Какая у вас технология письма?
– Я пишу чернилами на бумаге. К новым технологиям, к компьютеру, который ускоряет процесс письма, отношусь с большим опасением. Работу ускорять не нужно. Когда я жил в Пушгорах, Гейченко дал мне поработать гусиным пером. Это очень поучительно. Гусиное перо надо макать в чернила, прерывая таким образом процесс письма, что очень полезно. Думаю, лаконичность прозы Пушкина связана отчасти с этой технологией.
– Традиционный вопрос: над чем сейчас работаете?
– Сказать не могу, я – суеверный. Но вещь чрезвычайно сложная и непонятная, вещь, в которой я никак не могу разобраться сам.
– У вас бывают периоды отдыха?
– Бывают, но это очень тяжелое время, для меня такие периоды болезненны, это ненормальное состояние. Поработать хотя бы два часа в день очень полезно для здоровья.
Приложение к журналу «На Невском» журнал «Время СПб» (сейчас журнал Free time), весна, 2001
P.S. Сейчас роман Даниила Гранина «Разговоры с Петром» издается под названием «Вечера с Петром Великим».