Прекрасные и ужасные

картины Петра Швецова экспонируются в Петрикирхе. Своим выставочным проектом Alter Idem художник пытается идентифицировать себя через соприродность нашему прекрасному и ужасному городу. И выбор места для выставки не случаен.
Петрикирхе, или лютеранская церковь св. Петра и Павла, в течение своей почти трехсотлетней истории тоже явила, хоть и принудительно, сочетание прекрасного и ужасного. В 1938 году в храме, построенном по проекту Александра Брюллова и украшенном картинами Карла Брюллова, сначала был устроен склад театральных декораций, затем склад овощей. Затем, больше тридцати лет, до момента передачи церкви лютеранской общине, работал бассейн. Бетонную чашу бассейна демонтировать пока не удалось, и над ней подняли пол на четыре метра, а в катакомбах стали проводить выставки.
Древние китайцы говорили: «У кого велика лицевая сторона, велика и обратная». Ну да, так и идем неустанно – от болот да к белым ночам. У человека до пяти лет закладывается ощущение себя в пространстве, импринтинг называется. Впечатывается в сознание та местность, которая окружает в детстве. Петербург-Ленинград как-то сильно впечатывается – согласно научным изысканиям возникает физический контакт. А метафизическое поле города настолько богато, что непохожие друг на друга персональные мифы, кажется, могут создаваться бесконечно.
Петр Швецов тоже творит свой собственный персональный миф, двигаясь своим собственным путем в толще символов и знаков. Вот фламандская часть мифа – лопатки, почки, мозг, легкие, это Снэйдерс с его жестокой охотничьей феерией мертвой плоти. Вот британская часть – пейзажи, это Тернер с его реалистичной призрачностью. Вот русская литературная часть – портреты Александра Пушкина и Михаила Кузмина. Вот телефонный аппарат, пишущая машинка, шахматы, бытовые и вместе с тем культурные коды 1960-х-1970-х годов. И так далее.
Художник кодирует время, расставляя визуальные вехи. Искусство Швецова не нагружено текстами, его надо рассматривать, а не прочитывать. В данном случае, это живопись. Жирное черное масло пастозно блестит, пугает. Ни одна работа из примерно тридцати не снабжена этикеткой с названием и годом создания, сохраняя тайну пути. Организация экспозиции только кажется хаотичной. На самом деле она дублирует средневековые концентрические катакомбы со множеством лестниц наверх.
Само собой разумеется, художник конструирует и свой личный образ, стремясь к соединению разрозненных фрагментов истории в единый сюжет.
Когда-то я определила для себя три «а», типа условные маркеры ментальности Петербурга – амбивалентность, амнезия и анабиоз. Способ сохранения себя и метод движения к целостности. Наверное, единственная возможная система жизнеобеспечения в нашем северном придуманном городе. Синдром раздвоения личности как паровоз современного искусства. Это Петербург, детка!