Город и горожане

Мой Петербург

Николай Буров, народный артист России, советник губернатора Петербурга:

– Екатерининский садик… Однажды детстве, когда я еще жил в Невском районе, мы с другом-одноклассником ехали на автобусе в ТЮТ, во Дворец пионеров. И помню, тогда падал снег, такие большие-большие слипшиеся снежинки. Я посмотрел на Пушкинский театр (сегодня – Александринский. – Прим. ред.). Он был подсвечен, конечно, не так, как сейчас, но все равно ощущалось какое-то волшебство. И я сказал: «Ромка, я буду работать здесь». Повернулся направо – там возвышался дом, сейчас розовый, тогда – коричневый. «Я буду жить здесь. Я так хочу». И это стало реальностью, моей средой обитания…

…Рядом Елисеевский магазин, место идиотических мечтаний и в то же время легендарное место. Чуть левее его – удивительный театр, который только что отметил 100-летие, – Театр марионеток имени Деммени. Мой первый театр, и я это не забуду никогда. Еще чуть левее – удивительная, фантастическая библиотека, в которую я так мечтал войти в детстве. Мой дом. Ну что я могу сказать про свой дом… Однажды, войдя в него, я столкнулся с Валерием Владимировичем Фокиным (художественный руководитель Александринского театра. – Прим. ред.). И меня удивило, почему он так пристально всматривается в пол. «1879… 1879», – говорил Фокин. «Валерий Владимирович, – обратился я к нему, – во-первых, поздравляю с премьерой спектакля »Сталин жив». А во-вторых, 1879 – это год рождения Сталина. Так что мы с вами живем в доме, который поневоле связан с этим именем».

…В Екатерининском садике растет старая-престарая, очень красивая липа. Ей лет 150, а может, и все 200. В дереве огромное дупло. Это дупло для меня особое. К нему я подносил своего младшего сына в возрасте годика, полутора, двух лет и спрашивал: «Ты видишь мышку-норушку?», и он всегда отвечал: «Не вижу». Самое ценное в этом было то, что сын всегда честно отвечал на вопрос…

…И, наконец, здесь есть памятник Екатерине II. На мой взгляд, это великий памятник, апофеоз того явления в культуре, которое буду чтить до самой своей смерти – русского классицизма. Это потрясающий памятник с точки зрения деталей, подробностей, уникальности характеров, воспроизведенных в бронзе. Но для меня этот памятник еще и личный – возле него вырос мой сын. И это памятник, который во время блокады как ледяную горку использовал мой чудный друг из старшего поколения полковник медицины Виктор Михайлович Батраков. У него был совершенно сахарный характер, и он говорил: «Мой сахарный характер заложен в блокаду». У меня нет близких родственников, которые смогли пережить блокаду, и поэтому Виктор Михайлович стал для меня проводником в то время. Он рассказывал, как скатывался на санках с обложенного мешками памятника Екатерине II. «Почему, говоря о блокаде, рисуют только ужасы?» – удивлялся Виктор Михайлович. – Это же наше детство, а в детстве всегда есть место развлечениям».

Предыдущая статья

«МАРШИ+», концерт

Следующая статья

Что принес нам месяц ноябрь