Владимир Набоков с тоской по Большой Морской
Владимир Набоков с тоской по Большой Морской. Открытка из архива редакции, приобретенная в Музее Набокова
125 лет назад в Петербурге на Большой Морской, 47, родился писатель и ученый с мировым именем Владимир Набоков. Это случилось 22 апреля (10-го по старому стилю) 1899 года. Правда, по новому стилю Владимир Владимирович предпочел отмечать свой день рождения не 22-го (когда родился еще и Ленин), а 23-го (считается, что в этот день на свет появился Шекспир).
Текст: Светлана Мазур
Владимир Набоков:
жизнь и творчество с тоской по Большой Морской
Умный и счастливый петербургский дом
Этот особняк в стиле модерн на Большой Морской был хорошо известен в Петербурге. Во-первых, потому что Набоковы оборудовали его по последнему слову науки и техники: снабдили не только телефоном, но и гидравлическим лифтом, а также электрическими звонками для вызова прислуги. Во-вторых, потому что стал политическим центром Конституционно-демократической партии, одним из основателей которой был отец писателя: кадеты часто проводили здесь свои заседания.
На первом этаже располагались столовая, библиотека и телефонная комната, из вестибюля на верхние этажи вела мраморная лестница с витражами в окнах: на втором были комнаты родителей, на третьем – детские.
Старший сын Набоковых Владимир родился в маминой спальне на втором этаже. Фото из архива редакции
В этом доме розового гранита с мозаикой над верхними окнами царила атмосфера любви.
«Был я трудный, своенравный, до прекрасной крайности избалованный ребенок (балуйте детей побольше, господа, вы не знаете, что их ожидает!)», – напишет Набоков в своем автобиографическом сочинении «Другие берега».
А в романе «Дар» он передаст своему персонажу случай из собственного детства: как-то после долгой болезни он лежал в постели, а мама привезла ему из магазина Треймана на Невском, где продавались письменные принадлежности, громадный карандаш. Этот толстый деревянный гигант с настоящим графитом внутри висел в витрине магазина в качестве рекламы и, конечно, не продавался. Но мама знала, что ее сын о нем мечтает. О том, как ей удалось это рекламное чудовище приобрести, история умалчивает.
Елена Ивановна Набокова с детьми. Владимир стоит справа. Имение в Выре. 1908 год. Фото из книги «Дом Набокова»
В 1911 году отец решил, что домашнего образованияего сыну Владимиру уже недостаточно, и отдал его в Тенишевское училище на Моховой. Оно было престижным и прогрессивным. В нем отсутствовали классовые и религиозные различия, ученики не носили формы, поощрялся спорт. А вот что вспоминал о нем Набоков:
«Я был превосходным спортсменом; учился без особых потуг, балансируя между настроением и необходимостью; не отдавал школе ни одной крупицы души, сберегая все свои силы для домашних отрад, – своих игр, своих увлечений и причуд, своих бабочек, своих любимых книг, – и в общем не очень бы страдал в школе, если бы дирекция только поменьше заботилась о спасении моей гражданской души. Меня обвиняли в нежелании “приобщиться к среде”, в надменном щегольстве французскими и английскими выражениями (которые попадали в мои русские сочинения только потому, что я валял первое, что приходило на язык)». Дело в том, что юный Набоков испытывал отвращение ко всяким группировкам, союзам, объединениям, обществам и решительно отказывался в них участвовать.
Там он подвергся и первой литературной критике, когда издал стихи, посвященные своей первой любви. Директор училища Владимир Гиппиус принес этот поэтический сборник в класс «и подробно его разнес при всеобщем, или почти всеобщем, смехе… Его значительно более знаменитая, но менее талантливая, кузина Зинаида, встретившись на заседании Литературного Фонда с моим отцом, который был, кажется, его председателем, сказала ему: “Пожалуйста, передайте вашему сыну, что он никогда писателем не будет”, – своего пророчества она потом лет тридцать не могла мне забыть».
Но эти тридцать лет уже случились в эмиграции.
Любовь явилась в волчьей маске и осталась навсегда
После революции Набоковы обосновалась в Берлине, а Владимир поступил в Кембриджский университет. Но в 1922 году в Берлинской филармонии погибает его отец. Два монархиста покушались на лидера кадетов Милюкова, но Владимир Дмитриевич заслонил его от пули, одного сбил с ног, а другой его смертельно ранил. В некрологе Алексей Толстой написал, что он погиб как рыцарь, «защищая чужую жизнь своего политического противника», потому что к тому времени уже разошелся с Милюковым по идеологическим мотивам.
Владимир Набоков со своим отцом Владимиром Дмитриевичем. Петербург, 1906 год. Фото из книги «Дом Набокова»
Набоков досрочно заканчивает университет и едет в Берлин – столицу русской эмиграции. Преподает английский, французский, теннис. Много переводит. В русских издательствах публикует свои шахматные задачи и крестословицы, то есть кроссворды. Помогает матери и четверым младшим братьям-сестрам.
В ту пору его литературное творчество подвергается критике в русских эмигрантских кругах, особенно со стороны всё той же Зинаиды Гиппиус, поэтому сообщества писателей его не привлекают. Но иногда он все же их посещает, а однажды весной 1923 года на маскараде встречает незнакомку в маске волка. И в этом волчьем образе она читает его стихи, причем очень артистично и со вкусом. Он поражен и заинтригован.
Незнакомкой оказалась двадцатилетняя эмигрантка из Петербурга Вера Слоним, которая заинтересовалась Набоковым, тоже посещая те самые литературные сообщества. Поженились они тайно, и ее отцу, крупному юристу и лесопромышленнику, сообщили об этом только за ужином.
Вера Евсеевна Слоним и Владимир Владимирович Набоков. Берлин. 1923 год. Фото из книги «Дом Набокова»
Вера Евсеевна уже тогда считала своего мужа гением и потом ни разу в этом не усомнилась. А у него после встречи с ней начинается творческий подъем, и его произведения с интересом читает русскоязычная европейская публика. В 1934 году у Набоковых рождается единственный сын Дмитрий. Из Германии, уже гитлеровской, они перебираются во Францию, а в 1940 году уплывают в Америку.
Запретная «Лолита» безумно знаменита
В аудитории американского университета полностью выключается свет. В темноте загорается лампочка –Николай Васильевич Гоголь. Потом вторая – Антон Павлович Чехов. Свет опять гаснет, и в полной темноте – Фёдор Михайлович Достоевский. Зажигается огромная люстра – Лев Николаевич Толстой. Распахивается окно, в аудиторию врывается солнце – Александр Сергеевич Пушкин.
Такой вот перформанс по восприятию русской литературы на ассоциативном уровне устроил однажды в Америке на своей лекции Владимир Набоков. Он часто поражал аудиторию провокационными подходами к темам, своим интеллектом, эрудицией и чувством юмора.
Преподавать русскую и зарубежную литературу американским студентам заставила нужда. Он брался за любую работу, которую предлагали. Однажды предложили место в научном отделе зоологического музея Гарвардского университета: нужно было преобразовать запущенную коллекцию бабочек в описания и классификацию. Он взялся за это, будучи без зоологического образования, и почти 8 лет это приносило семье незначительный финансовый доход. Параллельно он принимает предложение читать лекции по литературе.
А вот его русские сочинения совершенно не интересовали американскую публику, и он начинает писать по-английски. В какой-то момент возникает тема, которую он уже затрагивал в свой европейский период: взаимоотношение мужчины и девочки. В это время в Америке происходит череда преступлений, которая возвращает его к этой теме. Он тщательно ее прорабатывает, посещает судебные заседания. Так рождается «Лолита», над которой он работал пять лет.
В 1953 году роман готов, но американскиеи здательства категорически отказываются его печатать. В результате «Лолита» вышла в Париже и прогремела на всю Францию, а потом и Германию. Оказалось, что это литература высшего класса. В Англии и Америке роман запрещают, но он проникает туда нелегально, взлетает в рейтингах, привлекает внимание американцев и к другим произведениям Набокова. Они стали переводиться, издаваться, пошел финансовый поток, благосостояние стало улучшаться.
Запрещенная «Лолита» добирается и до советского читателя, причем в переводе самого Владимира Владимировича. Ее перепечатывают, фотографируют, но за чтение и распространение романа знаменитого эмигранта в то время можно было получить срок.
В 1960 году Набоковы возвращаются в Европу, где живет их сын, сделавший карьеру оперного певца. Снимают в отеле швейцарского Монтрё весь шестой этаж с видом на Женевское озеро. Вера Евсеевна, которая всю жизнь была литературным агентом Владимира Владимировича, со временем стала еще и личным его водителем, и даже телохранителем: получила разрешение легального ношения огнестрельного оружия. Этот семейный феномен Набоковых веселил знакомых, а Вера Евсеевна в ответ на подшучивания отвечала так: если мой муж погонится за бабочкой и ему будет угрожать какая-то опасность – не станет же он отвлекаться.
Опасность его все-таки подстерегла: в 1975 году во время очередной погони за бабочками Владимир Владимирович упал и в результате два года провел в больницах, перенеся неудачные операции. В июле1977 года был похоронен в деревушке Кларан.
Вера Евсеевна пережила его на 14 лет. И всегда говорила: не ищите меня в произведениях моего мужа – у него было предостаточно и личностного опыта, и морали, и этики, и эстетики не использовать меня в качестве прототипа.
Творчество Набокова стоит особняком
И фундамент этого особняка находится в петербургском доме, где прошло его детство, открылись таланты, обнаружился детальный взгляд на мир во всех его красках, присущий ученым и поэтам.
У Владимира Набокова никогда не было собственного дома. Даже когда позволило финансовое положение, он так его и не купил. Предпочитал жить в гостиницах или в съемных апартаментах. Признавал своим единственным в мире домом Большую Морскую, 47. Теперь там на первом этаже его единственный в мире музей.
Книга для тех, кто интересуется Набоковым, а также историей и архитектурой Петербурга
Владимир Набоков
«Моя тоска по родине лишь своеобразная гипертрофия тоски по утраченному детству», – признавался Набоков в «Других берегах». И еще там есть такие строчки: «Она впилась, эта тоска, в один небольшой уголок земли, и оторвать ее можно только с жизнью… дайте мне, на любом материке, лес, поле и воздух, напоминающие Петербургскую губернию, и тогда душа вся перевертывается… Часто думаю: вот, съезжу туда с подложным паспортом, под фамилией Никербокер. Это можно было бы сделать. Но вряд ли я когда-либо сделаю это…»
Сделать это удалось только его сыну. Дмитрий Владимирович бывал в музее, привозил в дар личные вещи отца. В том числе сачок, которым Набоков ловил бабочек.
Между прочим, своими научными открытиями – новыми видами бабочек, названных его именем, – он гордился больше, чем писательскими успехами. Хотя своим утонченным эстетизмом, роскошными языковыми узорами и новаторскими авторскими приемами оказал огромное влияние на мировую литературу.
Не случайно же герой его романа «Дар», тоже писатель, считает, что ему все-таки легче, чем другим изгнанникам, жить вне России: «Потому что все равно когда, через сто, через двести лет – буду жить там в своих книгах».
Не так часто писатели с мировым именем рождались в Петербурге. Фото из архива редакции