Съедобная книга Олега Сутурина
Повесть была переведена на немецкий язык и опубликована в двух главных австрийских литературных журналах – Die Feder в Граце и Aktuell в Вене.
Этот факт вызвал интерес в России. И тут произошла невероятная вещь – книга вышла в съедобном виде! Да, представьте себе, ее напечатали на съедобной рисовой бумаге пищевой краской, проложив страницы холодной рыбой. Сие творение выполнили в СПб колледже пищевых технологий и назвали «Обед писателя». На ежегодном международном кулинарном конкурсе «ЗОЛОТАЯ КУЛИНА–2015» «Обед писателя» взял почетную бронзу. Пока эта самая киноповесть прославляла нашу пищевую промышленность, ею заинтересовались несколько театров. Готовится к изданию уже несъедобное русское издание с 3D-иллюстрациями. Во время кастинга для фотосъемки мне и удалось пообщаться с Олегом – на фоне изображающих главную героиню фотомоделей, которых заворачивали в белоснежную занавеску.
Образ главной героини вашей повести не совсем обычен…
Повесть выросла из моего интереса к субкультурам. В моих глазах они всегда были воплощением всего таинственного и непонятного. И однажды я увидел девушку из этих кругов. Она упорно не выходила из головы и стала для меня символом всего, что подсознательно хотелось изучить. Смелость на грани сумасшествия. Нежелание жить в рамках. Я не мог избавиться от навязчивых мыслей об этой девушке и в какой-то момент понял, что этот образ нужен мне для собственного творческого развития. Я сделал ее героиней литературного произведения, но она быстро навязала мне свои правила и начала реально вести сюжет, притягивать персонажей, предметы, места действия! И пусть меня назовут сумасшедшим, но главная героиня буквально выстроила мою (или уже ее?) повесть вокруг себя.
Зачем же вы ее, такую уникальную, умерщвляете?
Событие не может являться сверхидеей. В повести много пластов. Вот вы, допустим, увидели то, что яркости, самобытности не выжить в мире середняков и посредственностей. Дальше уже начинается раздвоение. Например, один коллега в рецензии на прозе.ру назвал главного героя – фотографа – бездарной убогостью с комплексом импотента, которого героиня прежде всего привлекает послушностью и бессловесностью. Категорически не согласен! Фотограф ведь прямо говорит, что на живую девушку у него просто не было ни сил ни времени. Значит, виновато общество, на которое он работал! Я изучил жизнь нескольких фотографов – они действительно существуют на пределе сил.
Какое конкретно общество описано в вашей книге?
Все имена собственные адаптированы для продвижения в разных культурах. Есть рецензия араба, который утверждает, что это произведение будет абсолютно понятно ближневосточному читателю.
Российский читатель с вашей повестью еще не знаком. Не могли бы вы вкратце обозначить сюжет?
Главный герой – фотограф, который однажды утром получает подарок от давней знакомой. Подарок сперва превращает это утро в самое необычное в его жизни, а вскоре и фотографа – в самого необычного героя-любовника в мире.
Вы намеренно начали свое вхождение в искусство со скандальной темы некрофилии? Чтобы прорваться к западному читателю?
Публикация на Западе – это стечение обстоятельств: один наш писатель показал киноповесть кому-то из западных, и все срослось. Я никого не уговаривал. Но было приятно, особенно когда по случаю публикации устроили прием у губернатора города Граца с публичным чтением произведения. А скандальная тема, поданная сверхэпатажно, – надежная подпорка стержня киноповести. Все горячие элементы – секс, приключения, игры со смертью, шпионский детектив – используются только для выражения четкой сверхидеи. Рассчитываю, что читатель задумается именно над ней. И заодно над своей жизнью и даже будущей смертью. Пусть у него выступит холодный пот, пойдет дрожь, застучит сердце. Только через такие физиологические каналы искусство может проникнуть в человека.
Смерть и сумасшествие – самые опасные темы в искусстве. Зачастую они мстят автору. Не боитесь вторгаться в мистическое?
Я не думал об этом. Но отметил для себя интересное, почти мистическое совпадение. В первом варианте дневник фотографа начинается с 14 октября. Я эту дату выбрал случайно. Оказалось, что это день рождения моего учителя Сергея Назарова. Моя повесть – это дипломная работа на его литературных курсах. Сергей помог мне раскрыться и узнать о самом себе много нового. Он же нашел в Интернете ту самую девушку, которая вдохновила меня на это произведение. Раньше ее волосы были черными, теперь желтые.
Видимо, это сюжет уже для новой повести.
Быть может. Но пока я не доведу до широкого читателя «Хорошую и мертвую», о следующей думать не буду. Кроме того, хочу исчерпать все возможные смыслы и пласты этого произведения, используя театральный и киноязык.
Один из пластов – высмеивание института брака?
Все мировые культуры навязывают стереотип создания счастливой семьи. Но, по статистике, большая часть пар распадается. С точки зрения науки это означает, что так называемое семейное счастье – абсолютная случайность, недостижимая для большинства. Следовательно, нынешние отношения полов – тотальная ложь и лицемерие. При всех грандиозных возможностях выбора с помощью Интернета, создать семью становится все сложнее. Мужчины подсознательно ищут Анджелину Джоли, женщины – Брэда Питта, подавляющее большинство не соответствует этим идеалам и так и дрейфует, оставаясь без пары. Я уже молчу про отмирание бытовой основы семьи: стирают, моют посуду машины, пообедать можно в бистро – жена не нужна. Кстати, я читал исследование статистики посетителей порносайтов: не менее половины это женатые люди. Вообще, я смеюсь даже не над смертью брака, а над попытками делать вид, что больной уснул.
А сами вы хотите семью?
Естественно, я типичная жертва общества и втайне надеюсь найти красавицу с большим приданым, которая будет вести себя, как русская женщина XIX века (жаль, исчерпал лимит смайликов). Но писатель должен уметь смотреть со стороны.
Расскажите о семье, в которой выросли. В ней интерес к литературе культивировался?
Мама – корректор-редактор, папа – переводчик с английского. Мой поход в искусство они не понимают. Писать я начал в десять лет, но вовремя одумался. А читал что хотел и в большом количестве: в доме семь шкафов с книгами, в том числе и на иностранных языках.
Кого из классиков любите перечитывать?
Гоголя – «Мертвые души». Его самобытный живой язык увлекает – не оторваться. Люблю Андрея Платонова – стиля оригинальней пока не встречал. Из современных обожаю Татьяну Толстую.
Что вас особенно удручает или, наоборот, радует в современной литературе?
На оба вопроса отвечу односложно: пустота. Она избавляет и от необходимости тратить время на чтиво, и от достойных конкурентов в будущем.
Слава – это испытание. Вы к нему готовы?
«Хорошая и мертвая» уже живет своей жизнью, ей глубоко наплевать на мою готовность. Скоро она дойдет и до российского читателя. Издание будет непростым по оформлению: в качестве иллюстраций работы известных фотографов в формате 3D, специальные очки для их просмотра. Кстати, мы открыты к сотрудничеству с коллегами из разных областей искусства и медиа, да и просто с людьми, которым интересна наша работа.
(Подбегает ассистент и спрашивает, где лежит девушка во время сцены с папой и фотографом. Сутурин отвечает, что на асфальте в свободной позе. «И топор рядом чтоб лежал!» – кричит вдогонку. И тут вдруг раздается визг: очередная фотомодель чуть не выпала из занавески на стол.)
Текст: Лидия Березнякова
