Иван Охлобыстин. Тот, кто знает, как прийти к осознанию всеобщей родственности

Парадоксальность актера, рокера и отставного священника давно стала трюизмом. Сам он говорит, что он как все, просто старается избегать компромиссов, иначе «сам себя сожрешь и недочеловеком станешь». Так что все, к чему прикасается Иван Охлобыстин, окрашивается особой краской. Созданная на Ленфильме музыкальная мелодрама «Птица», которая выходит в мае, не исключение.

Простая арифметика

– «Птица» – это отличный фильм. Он про то, как все мы одиноки. И про то, что, когда находится любящее сердце, надо изо всех сил стараться не упустить его. Мой герой – рок-музыкант Олег Птицын, измученный человек, отчаявшийся, разочаровавшийся. Он хочет писать поэзию, а его заставляют зарабатывать деньги. Из-за этого возникает внут-ренний конфликт. Все, кто окружает его, – музыканты, любимая женщина, – отворачиваются от него. В итоге он теряет вкус к жизни. Но однажды мой герой встречает девочку. Такую же талантливую и такую же одинокую девочку. Они находят друг друга, и два минуса дают большой плюс.

В этом фильме замечательно то, что герои – взрослый и ребенок, и это сразу исключает элемент чувственности. Речь идет именно о дружбе взрослого человека и ребенка, о том, что, в сущности, мы, взрослые, ничем не отличаемся от детей. В конце концов, дети – это просто недоразвитые взрослые.

Одиночество в миру

– А если сформулировать смысл фильма в двух словах, то он о том, что не надо никогда опускать руки. Вокруг нас огромное количество одиноких людей. Проблема в том, что мы как государство не знаем, куда идем. И мы как отдельные личности – тоже. В советское время у нас были конструирующие нас идеологемы – пионерия, комсомолия и прочая лабуда. Русский человек должен иметь высшую цель, хотя бы на подсознательном уровне. Так он устроен. Ему тошно от того, что все продается, даже искусство, которое по определению должно быть выше всяких меркантильных интересов. Оно должно быть рентабельно, но не продажно.

Без идеологии нам никак, вокруг мгновенно возникает пустота. Понятно, что у всех нас маленькие мечты, желания и страхи – все мы боимся смерти, все мы так или иначе изучаем мир, нуждаемся в любви. Стареем, разочаровываемся. Но должна быть некая единая моральная составляющая. Сейчас нет идеологии, нет национальной идеи, человек не знает, зачем он живет. В итоге люди потеряны, разбиты семьи… Сплошь одинокие люди – мужчины и женщины, удавшиеся и не удавшиеся, бедные и богатые, умные и глупые… А все из-за того, что нас отучили общаться друг с другом, из-за того, что мы стесняемся собственных чувств. Но если ты страдаешь, значит, должен первым сделать шаг, а не ждать этого от другого. Надо навстречу жизни идти с открытым забралом. И еще принимать людей такими, какие они есть, а не такими, какими мы себе их рисуем.

Крещение в Исаакии

– На съемках «Птицы» я не просто подружился с Дусей Малевской, а стал ее крестным отцом. Она замечательная девочка, трудолюбивая, погруженная в занятия пением. У девочки жестко расписанный график, она много гастролирует. Я ее даже просил не забывать, что она еще ребенок, оставлять пока в своей жизни место для детства. А когда выяснилось, что Дуся некрещеная, предложил покрестить ее. Вообще, это парадокс. Она из очень хорошей семьи, где абсолютно все крещеные. Я связался со своим другом – настоятелем Исаакия. А там вообще не крестили до этого, и лишь недавно отцы стали служить. Вот мы Дусю первой за 200 лет истории собора и покрестили. Для меня это было важно – поощрять приход к церкви.

Крест пастыря

– Я именно крестный отец, не пастырь. Это большая разница. Крестный – как родственник. А пастырь помогает ориентироваться в жизненном пространстве. Я не созрел для того, чтобы быть духовным наставником. Для этого надо быть человеком внутренней кристальной чистоты, без внут-ренних мятежей и революций. Потом это очень тяжело – блюсти себя, служить пастве, забыв о семье. Поэтому пастырями и становятся старцы, они могут взять на себя этот груз ответственности.

Хотя однажды привязались ко мне двое подростков: «Будьте, отец Иоанн, нашим духовником». Я им: «Вы в своем уме, дети? На меня посмотрите, я татуирован с ног до головы. Нет такого диковинного греха, о котором я не был бы в курсе, во всяком случае. Я вас ничему хорошему научить не смогу. И потом духовник подразумевает, что вы мне сможете в пять утра позвонить и пожаловаться на скуку». В общем, я их выгнал. Но они, хитрецы, пошли к мое-му начальнику и своего добились. К счастью, они оказались адекватными и выросли в порядочных молодых людей, я на них смотрю и горжусь: один стал священником (а ведь был скинхедом, я его из ментовки еще вытаскивал), другой – философом.

Была еще у меня одна духовная дочка. Из церковной семьи, кстати. Умная, правильно воспитанная, тоже адекватная девочка. Зачем пришла? А знаете евангельскую притчу про апостолов, которые встретили воскресшего Христа у костра? Он не совершал ни чудес, ни проповедей. Просто жарил рыбу. В чем смысл притчи? В том, что Христос встретил их как друг, который пришел с рыбалки. Вот и девочке нужен был не столько наставляющий пастырь, сколько друг, способный помочь советом – сами по себе мы необъективны, нам нужна точка отсчета. Так вот, помню, хотела она идти на концерт Земфиры, а мама ей, видимо, сказала посоветоваться с духовником. Я был не против – она ведь шла не на сатанинское гульбище без трусов. К сожалению, больше я не встречался с этой девочкой. Это грех мой. Надо следить за своими детьми.

Любовь через не хочу

– Для меня самое лучшее – в деревенском приходе исповедовать бабок. Слушаешь исповедь божьего одувана и понимаешь, что вот она-то живет по-настоящему, а ты – так… И грехи ее ничто по сравнению с моими. Все это быстро отрезвляет, делает терпеливее и смиреннее. И в конце концов обретаешь истину: ты не выше и не ниже окружающих, ты просто другой. И это уже приближает к главной христианской заповеди «Возлюби ближнего, как самого себя». Признать в другом его самостийность и смириться с ней не так просто. А уж возлюбить! Как это?! И надо объяснять, как возлюбить. Есть два вида любви. Одна чувственная – между мужчиной и женщиной. Она не абстрактная, потому что подтверждается детьми, страданиями, восторгами.

А есть родственная, не чувственная любовь. Ее можно добиться механически, методом постоянного тренинга. Поначалу это будет несколько искусственно, потому что через усилие, через не хочу, но потом приятие другого будет происходить на рефлекторном уровне. Когда человек достигает этой рефлекторной реакции, в конце концов он приходит к осознанию всеобщей родственности.

…Я очень скучаю по церкви. Нет ничего прекраснее божественной литургии, говорю это как современный человек. Все ничто по сравнению с тем, что происходит в этот момент внутри тебя. Это состояние абсолютной эйфории, которое ничто не может компенсировать. Я вот решил, что пора завершать актерскую карьеру, плавно переходить к стезе литератора, книжки писать. За какое-то время люди забудут доктора Быкова, и тогда я смогу вернуться в приход на поприще священника.

Непостижимая троица

– Люди тянутся к Церкви, только они стесняются, боятся. Но человек – существо метафизическое, ему нужна вера. Мы стоим перед бесконечностью. От этого нам страшно. Но ведь не случайно сегодня многие физики верят в Бога – потому что они реалисты. И своим умом доходят до того, до чего не могут дойти простые люди. На самом деле только один догмат не поддается расшифровке – догмат о Троице. Если его принимаешь априори, все остальное можно расшифровать. Весь мир построен по законам физики, химии, биологии. И нам, существам, способным к творчеству, дано право в образе науки постигать законы мироздания.

И безгранично наше развитие. Поэтому люди, пытающиеся ограничить постулатами веры развитие науки, – это враги. У православия никогда не было конфликтов с наукой, поскольку в православии человек обращает взор внутрь себя, нашим попам все равно – квадратная земля, треугольная, это ж никак не влияет на отношение человека к ближнему. Мы интроверты, в отличие от католиков, которые, соответственно, экстраверты. Не в осуждение им, но они слишком яркие. И, судя по состоянию духовности в мире, мы внешне пусть погрязней, но внутренне все же почище будем.

Герои нашего времени

– Я бы про многое хотел написать, и чтобы потом кино сняли – про врачей по книге Федора Углова, про покорителей Эвереста. Про шахтеров, многодетные семьи. Сложную психологическую и в то же время житейскую историю снял бы про защитников Брестской крепости. Или вот я предлагал сделать проект о наших космонавтах-резервистах. Люди со странной судьбой: с одной стороны, они на самом пике, олимпийцы такие, а с другой стороны, они лет 15 не выходят из границ размером с детский садик. Они все время находятся в подготовке, пока их не списывают по возрасту. Печально и интересно. Была у меня задумка – 365 серий «Жития святых». Мне кажется, не зная историю святых, нельзя понять историю России. Ведь наша история – это не даты, а живые люди, чьи судьбы вплетены в нее, и не важно, кто они: святые, мученики или грешники.

Однажды в Дамаске

Но вот написал для Ленфильма сценарий фильма «Запах фиалки». Мне показалось, что в нашем кино очень мало картин, которые были бы откровенно идеологичны и качественны с точки зрения художественной критики. «Запах фиалки» – это о войне в Сирии. Герой – молодой человек, либеральный журналист, критически настроенный по отношению к тому, что происходит в мире, в стране, который не хотел ехать ни в какую горячую точку, но все решили деньги. В Дамаске этот скептик сталкивается с реальными трагедиями, в частности одной сирийской девочки. В мирную жизнь он возвращается совсем с другим отношением к жизни. Так что «Запах фиалки» не про наши подвиги там, хотя они тоже есть, а про то, как переламывается на фоне трагических событий общество. Кстати, «Войну и мир» Толстого неправильно трактуют. У него именно «мiр» – как общество.

А «Запах фиалки» – это прежде всего про любовь в экстремальных условиях. Надеюсь, что Ленфильм получит финансирование и зрители увидят это кино. А тем временем летом я снова засяду за книжку…

Елена Боброва