Хочу в 90-ые: альтернативная эпоха глазами свидетелей

Юрий Милославский, клубный продюсер

Для меня эпоха 90-ых — это время возможностей. Только тогда с тобой могло произойти всё что угодно. Человек мог как взлететь до небес, так и рухнуть на самое дно. Можно было умереть во цвете лет или стать супер-звездой. Не было совершенно никаких лекал, по которым строилась жизнь. Человек с прекрасным высшим образованием, с учёной степенью мог закончить жизнь в тюрьме. И наоборот, можно было из маргинальной, неблагополучной среды дойти до самых высот.
Я был тогда ещё молодым, было много энергии, много надежд, много планов. В будущее страны смотрели с оптимизмом. Казалось, что не за горами счастливая жизнь «как в Америке».

Дима Мишенин, художник, публицист

Девяностые — это бум глянцевых журналов в России. Моя журнальная любовь зародилась именно тогда, в 1997 году. Бум глянца и Тарантино.

Девяностые — повсеместный криминал, единственное спасение от которого — побег в сказочный мир журналов. Вот так все и было: снаружи властвовали бандиты и шли криминальные войны. А в сквотах и тесных квартирках люди, затаив дыхание, изучали публикации Лири, Мэпплторпа, Пьера и Жиля, и витали, витали в мечтах об идеальном мире.

Когда мы шагали по улицам с журналами под мышкой, вокруг нас рассыпались руины некогда могущественной империи под названием СССР. Страна погибла, и потерянный, дезориентированный народ слонялся в поисках какого-то фундамента, увязнув в болотном хаосе конца века. Старый свет сгинул, а до нового еще было очень далеко.

Все это — не мое время. Но я был юн и, конечно, поэтому у меня есть масса приятных воспоминаний о тех временах.

Пыльным летом 1997 года мы с моим соавтором Посторонним В записали дискеты с дебютными работами нашей только что образованной арт-группы Doping-Pong, наклеили на них фото с первым логотипом и пошли по центру их раздавать.
Занесли в магазины молодежной одежды типа «Оксидо», передали в журнал «Птюч» и т. д. Нас никто не знал. Смотрели косо. Мы были пионерами цифрового искусства России в самом прямом смысле этого слова.

Уже тогда, на фоне развалин Советской Империи и потери идеалов, мы заново открыли для себя под звуки easy listening мир СССРетро и в своем искусстве попытались скрестить наступившую психоделическую реальность и наше ушедшее социалистическое детство. Этот стиль мы пронесли сквозь годы и остались верны ему до сих пор. Когда-то он был андеграундом. Теперь стал мейнстримом.

Одним из самых удивительных событий той эпохи было все то же лето 1997-го года. Мой друг Леша Телков после работы привез меня в какое-то таинственное место — медицинский институт. Там работал его приятель Вова Блинов. Они решили показать мне интернет, который я никогда не видел.

Усадили за компьютер. Врубили нетскейп навигатор. И… Я ничего не увидел. Из экрана компьютера на меня не выпрыгнула никакая переливающаяся виртуальная реальность. Ничего ровным счетом не произошло. Я несколько разочарованно посмотрел на друзей. Они сказали — набирай то, что тебе интересно и потом кликай по ссылкам. Это и есть интернет.

Я так и сделал. Уже через несколько минут я был на сайте Тимоти Лири, а потом улетел на какой-то сайт волшебных грибов, случайно кликнув на его рекламный баннер.
Приятели переглянулись и одобрительно похлопали меня по плечу.
— Дима, да ты, оказывается, прирожденный интернет-серфер!
И больше меня было не оттащить от компьютера…

90-ые — эпоха, когда классика цифрового искусства создавалась мышкой на допотопных компьютерах типа второго Пентиума. То, что сейчас не смогут повторить стилусами на новомодных планшетах.

Наша студия тогда находилась у моего друга дома на Приморской. С великолепным видом на фантастический, полярный, заснеженный залив. Вид, ныне уничтоженный постройкой порта. В 90-ых это был край мира с абсолютно инопланетным ландшафтом.

Я приезжал к нему, вооруженный бесконечным списком идей, а он усаживал меня играть в Квейк, пока он заваривает крепкий чай и сооружает бутерброды с чудовищным мягким, солоноватым маргарином Воймикс, которым питались тогда все без исключения.

В 90-ых произошли две главные вещи в моей жизни: у меня родился сын, названный в честь профессора Лири — Тимоти, и я создал Арт-группу Doping-Pong.

В начале 90-ых я засыпал под новости о новых взрывах и убийствах, произошедших в моем городе. А наутро, выйдя из дома, с удивлением созерцал почерневшую дыру от взрыва в одном из домов и, пребывая в шоке, остро осознавал, что это произошло рядом со мной.

Каждый день кого-то похищали или кого-то взрывали. Это стало нормой жизни. И опасность не обходила стороной ни музыкантов, ни артистов. Криминал проник повсюду и диктовал свои грязные условия. Мы жили в сюжетных перипетиях фильмов вроде Криминального чтива и Джекки Браун, и это далеко не так приятно и забавно, как выглядит на экране. Одних моих ровесников президент Ельцин безжалостно посылал на войну в Чечню, а другие становились бандитами и гибли на моих глазах на полях сражений криминальной гражданской войны. После криминальной революции на целое десятилетие, бесконечно длинное, в стране наступило военное время. Жестокое, и еще — довольно унылое.

Всеобщая безработица заставляла или торговать или воровать. Ларьки были на каждом углу, и на каждом углу царствовал криминал. Сходите сегодня на рынок «Юнона» и увидите вещественные следы культурного слоя 90-ых. Уродливые, безвкусные и тоскливые. У кого-то 90-ые никогда не кончаются… Вся страна влачила нищенское существование на фоне расцвета глянцевой прессы, где рекламировались вещи по ценам, превышающим среднюю зарплату. А ведь зарплаты получали единицы. Многие сидели без работы или работали за посуточные гроши, которых хватало лишь на буханку хлеба и пачку сока.

Впрочем, надо отметить, что поколение гранж не особенно остро переживало из-за бедности, так как большинство одевалось в секонд-хендах и мечтало не о гаджетах, а о новой музыке и проектах. Приоритеты были совершенно другие. Никто не завидовал квартирам. Все завидовали тому, чем кто занят.

Хвалились не квартирами и машинами, а собственным творчеством, тем, что варилось в наших внутренних вселенных. Статус человека был не в вещах, а в том, что он делает и какую музыку слушает.

Приходим, к примеру, в гости в 90-ых. Домашняя вечеринка в интерьерах роскошной, разобранной до перекрытий квартире. Люди купили целое крыло старинного дома на набережной, затеяли капитальный ремонт с перепланировкой. Просторно, как в клубе. А дети хозяев завидущими глазами смотрят на кассеты с трип-хопом, лежащие в моем кармане! Вот это и есть 90-ые.

Евгений Потехин, музыкант группа Korea, дизайнер марки Hood Apparel

На 90-е выпало мое детство, и это время я очень хорошо запомнил. Получилось так, что наше поколение успело пожить в двух эпохах. В 3м классе нас торжественно повезли на Марсово поле для посвящения в октябрята. А на следующий день мы проснулись в другой стране. Очень запомнились пейзажи города и района того времени. Очень унылое зрелище. Героин, ацетон в пакетах, бензин или клей, токсикоманы и прочая грязь. Это 90-е. Запомнились ларьки у каждой станции метро, где продавались жвачки и прочие вкусности, которых до этого не было. Новая эпоха коммерции и предпринимательства для нашей страны. Помню видеосалоны, эти прокуренные помещения с импровизированным баром, куда можно было прийти, купить билет и посмотреть какой нибудь боевик через видеомагнитофон. Я тогда ходил в младшую школу и днем наш класс почему-то водили в это место смотреть мультфильмы. Потом, конечно, 90-ые — это первые неформалы и субкультурные течения, драки между ними. Все это было. Вспоминаю с ностальгией!

Для меня 90ые — период бурной молодости, начала моей музыкальной карьеры, учёбы, службы в армии и путешествий.

В то время мы в силу возраста особо не замечали происходящего вокруг, не придавали ему такого значения, а занимались творчеством, познанием мира и любовью. Сейчас я оцениваю ту эпоху, как переходное время, появилось больше ощущения свободы и был яркий интерес к тому, что же будет дальше — с нами и со страной.

Катерина Павлюченко, телеведущая, журналист, арт-критик

Рейвы и расцвет андеграундной культуры 1990-х годов по сути прошли мимо меня, я немного опоздала родиться. Мне очень нравился издававшийся тогда журнал «Птюч» с ядрено-кислотными цветастыми обложками, мне хотелось носить сережку в носу, как Тутта Ларсен, но в силу возраста с этим не сложилось. Может быть, и слава Богу.

Одновременно я слушала группу «Крематорий», пела «Не со мной ты», была перманентно влюблена, вела дневник, но стихов не писала, носила длинное черное пальто, училась в гуманитарной школе имени А. С. Грибоедова, ходила в кинотеатр «Спартак» на хорошее кино, потом, когда кинотеатр закрыли, а на его месте открыли биллиардную, прогуливала там физику. Физика, кстати, не смотря на угрозы учителей и родителей «знаний лишних не бывает», так до сих пор и не пригодилась. В конце 1990-х я закончила школу и поступила в театральный институт. Борис Ельцин сложил с себя президентские полномочия, когда я была студенткой-первокурсницей. Мы встречали тот год в большой мастерской моих друзей-художников на улице Некрасова. Нам было по 18 лет. И никто тогда не знал, что будет дальше. Мы об этом даже не думали. А потом наступили 2000-е. Но это совсем другая история.

Наталья Рогова, директор федерации «Миссис Санкт-Петербург»

Я помню это время по Горному институту. Строгие порядки в вузе и очень интересная жизнь c постоянными путешествиями! Это время, когда я в первый раз получила свой победный титул и стала «Девушкой года СПб-1997», именно после него и посыпались остальные конкурсы. Именно этот период и дал мне опыт для моей последующей работы! Я с очень большой благодарностью вспоминаю Горный. Он приучил к работе, к дисциплине и самоконтролю. А также с особой улыбкой я вспоминаю летнюю практику,сейчас такого нет, и я считаю, что дети от этого очень сильно теряют.