В последние два года в нашем спальном районе открылись два торговых центра: кинотеатр, магазины, дом быта, аптеки, филиалы банков, фуд-корт, две кофейни, «Макдоналдс» и три ресторана. Три. Японский, американский и… просто изысканный, скажем, вечерний: хрустальная бахрома люстр до пола, столы на бронзовых ногах, напряженная сервировка, голубые стулья с розовой обивкой, к ним в тандем – стулья бордовые с обивкой красной, пир цвета и фактур, цитата из конца девяностых, предогламур. Меню весом полтора килограмма. Каждая страница заламинирована в твердый пластик. Цены «как в центре». Удивительно! Для кого это? Район у нас малогабаритный, наполовину хрущевский, улицы маленькие и короткие, от всего до всего 10–15 минут пешком. Офисов нет. Есть школа милиции и «Институт пути». Кем будут заполнены триста метров квадратных? Кто, утопая в бархате и огнях, будет пить шампанское по 500 р. за бокал? Жители смотрели на перетяжку «Мы открылись!» и пожимали плечами. Что это? Отмыв денег? А их до сих пор отмывают таким способом?
С горем пополам прошел год. Ресторан не закрылся, не провалился под землю, не вошел в криминальную хронику. В январе я сдала в дом быта шторы (укоротить) и решила переждать час до конца работ в этом самом загадочном заведении. Выпью кофе, подумала, в «роскоши», а что? «Мест нет?» – задала я администратору сугубо праздный, риторический вопрос. И так было видно: мест нет. Как на спектакле с участием приглашенной мегазвезды, люди сидели даже на приставных стульях. Страшный гам. Шампанское – рекой. Какие уж там бокалы по 500 р. По три бутылки в каждом ведре со льдом. Смех, детская беготня между рядами, звон приборов, запах плавленого пармезана, выстрелы пробок, шипение пены. Странный «титаник» должен был развалиться в метре от берега. А он выжил. Выжил не просто в компактном и вялом микрорайоне, а выжил в кризис. Процвел на похоронах эпохи. У барной стойки тоже ни одного места? «Ни одного, – ответила администратор в смущении. Так жаль!» – простонала она, приложив руку к груди. И чтоб как-то сгладить мое изгнание, гардеробщик протянул флаерс: пригласительный на комплексные обеды. Я спустилась на эскалаторе и зашла в кофейню этажом ниже. Она тоже была полна. За соседним с моим столом бабушка дарила внуку деньги на день рождения: полторы тысячи. «Храни их, – напутствовала она, – не трать. На 23 февраля я тебе еще подарю, ты доложишь и будет уже сумма». Мальчик гонял в айпаде пушки и танчики, не глядя на бабушку. Сзади меня две женщины ели разухабистый торт.
– Ванная! – кричала одна из них. – От двери до двери – триста тридцать. Живи не хочу!
За столиком слева женщина рассказывала друзьям:
– Я две пароварки взяла. Поставила одну на одну. И за счет этого что? Правильно. Сэкономила площадь столешницы.
За столиком впереди шло свидание: мужчина лет шестидесяти, женщине – как и многим нынче – то ли двадцать, то ли полтинник. На свободном стуле букет цветов. На спинку наброшена шуба из норки. Мужчина вздыхал:
– Я вот думаю… Может, закрыть все к черту? И начать что-то новое?
За столиком дальше – большая компания. Шумная женщина негодовала, хлопая по столу ладонью:
– Удивляюсь! Всю жизнь удивляюсь. Вот почему так? Кто может что-то делать, тому ничего. А кто не может ни фига – тому деньги идут.
Другая женщина из этой компании закрыла лицо руками. Мужчина, сидящий рядом, хватился за горло бутылки:
– Ой! – воскликнул он с досадой. – Когда начинаешь думать, становится еще хуже…
Забрав шторы, я пошла в супермаркет. Оранжевые лимоны с запахом елки упали в цене на 300 р. В чем дело? Ага. Рядом лежат прежние – дорогие, по 450 р. за кило. Они из Узбекистана. А новые, дешевые, за 150 р. – из Турции. А пахнут даже сильнее. Я взяла сразу пять. Охлажденные дорада и сибас подешевели рублей на двести. «Почему?» – спросила я продавщицу. «Замещение, из Турции теперь», – ответила она с умным видом. Я понимающе кивнула. Но от прилавка не отошла. Продавщица смотрела ожидающе. «А раньше откуда было?» – спросила я наконец. «Не знаю», – пожала она плечами. Какой чудесный кризис, думаю я. Но больше всего мне нравится распродажа вина и шампанского. Цена за бутылку брюта «Абрау-Дюрсо» премиум-класса упала на двести рублей по сравнению с позапрошлым годом. Кое-какие испанские и итальянские вина уценили на триста, а то и на все пятьсот. Что происходит? Кто ж его знает. Но пока меня не так уж сильно пугает этот странный, удивительный голод, во время которого я могу отрезать от оранжевого лимона кусок в три раза потолще.
Последние дни я часто вспоминаю одну из публичных лекций Пятигорского от 2008 года. Тогда он сказал, что считает «кризис» словом, содействующим оглуплению человечества. «Берегитесь этого слова!» – обращался он к аудитории. «У тебя кризис?» – спрашивал он воображаемого собеседника. И тут же добавлял: «Так, может, ты дурак? Оттого у тебя кризис?» «Кризис» Александр Моисеевич называл термином необдуманности. И в ходе той же лекции рассказал анекдот из жизни – о том, как к нему бросился юный джентльмен и взволнованно сообщил, что у нас в России кризис: обвалился рубль. «Ну так это у рубля кризис, а не у нас», – ответил ему Пятигорский. Аудитория взорвалась хохотом. Пятигорский дождался тишины и сказал:
– Это не только юмор. Это очень серьезно.
