Азартный Цыпкин
Сборник рассказов Александра Цыпкина «Женщины непреклонного возраста и другие беспринцЫпные истории» стал бестселлером прошлого года. Осенью был представлен в Лондоне, в прошлом месяце – в Париже на французском языке.
Александр и его рассказы удивительным образом нравятся всем без исключения: ситуации знакомые, персонажи родные, многие узнают в них себя и испытывают эмоции на уровне личных переживаний. Выступления автора вызывают ажиотаж, будь то лекции в СПбГУ или встречи в разгульно-дружеской атмосфере кафе «Рубинштейн», где рассказы вместе с ним читают Сергей Полотовский и Полина Толстун. А видеоверсия истории «Томатный сок» в исполнении Данилы Козловского собрала в рекордные сроки 1,5 млн просмотров на facebook.
Что бы сделал автор, окажись он женщиной, Александр Цыпкин рассказал Дарии Бобровой в интервью для журнала «На Невском».
– Ты часто кардинально меняешь сферы своей деятельности. Впервые это произошло, когда, проработав 6 лет в представительстве администрации Стокгольма в Петербурге, ты ушел в игорный бизнес. Что этому способствовало?
– Скука и азарт. Причем азарт не игры, а нового места. Мне на самом деле в какой-то момент становится скучно, и я, как мне кажется, подсознательно посылаю в космос сообщение: надо что-то поменять. А если как следует выпить, то сигнал идет по выделенной линии и в моей жизни моментально происходит нечто, толкающее меня к изменениям. Я хотел чего-то интересного, веселого, яркого и креативного – и мне поступило предложение о работе в казино, где креатива был вагон. Плюс некий флер запретности и хулиганства. В общем, я считаю, что мы можем в некоторой степени моделировать пространство вокруг нас, наше будущее.
– Сегодня на своей лекции ты сказал, что руководитель обязательно должен быть личностью, чтобы сотрудники были ему преданы. Что ты в это вкладываешь?
– У человека должен быть очевидный и выпуклый набор пороков и добродетелей. Ну и, разумеется, четкая, понятная позиция по ключевым человеческим качествам. Дальше остается совершать поступки, поддерживающие эту парадигму.
– То есть он должен быть образцом морали?
– Нет, так за тобой никто не пойдет. Сегодня это не очень модно. Я думаю, важно обозначить для себя некий набор ценностей, пусть небольшой, но которому ты следуешь практически безусловно. Сейчас многие создают себе огромное количество мнимого значимого, ставят ограничения, пытаются быть высокоморальными. В итоге, не следуя никаким внутренним установкам, люди изменяют себе во всем. Так вот я считаю, чтолучше иметь два принципа, но им уже не изменять. Например, не ем после 18.00 и не обманываю после 20.00.
– И какие у тебя основные ценности и принципы?
– Слава Богу, ты не с полиграфом пришла. Держать слово, по возможности. Приоритет человеческого над профессиональным. Стараться не иметь дел со злыми людьми. Злоба для меня – качество, которое не компенсируется высоким интеллектом. То есть я скорее предпочту доброго человека, даже менее интересного, если мы говорим про жизнь. Я не люблю как лизоблюдства по отношению к вышестоящим, так и хамства – к нижестоящим. Я не очень верю в свободу и братство, но в равенство – стараюсь. Ну и чтобы закончить – согласен с рядом заповедей. Хотя буду рад их предметно обсудить при встрече с автором.
– Тебя часто предавали?
– Как мне кажется, практически никогда. К себе у меня есть претензии, но вспомнить, чтобы кто-то из окружающих меня серьезно предал, сейчас не могу. Может, я просто не знаю об этом. На самом деле надо очень сильно постараться, чтобы меня предать. Я не считаю, например, что если человек разлюбил и ушел к другому, то он меня предал. Нет, это просто жизнь. Или, предположим, я честно и много работал на компанию, а она меня уволила – это ее право. Я, наверное, не так много жду от окружающих, поэтому предать меня у людей пока не было возможности.
– Что тебя вдохновляет в жизни и творчестве?
– Тщеславие, новые впечатления и азарт.
– Вчера, публично прочитав свой рассказ «Как Ясир Арафат меня спас», ты употребил выражение «настоящая любовь». А что, любовь может быть ненастоящей? Это, вообще, любовь тогда?
– Я считаю, что настоящая любовь – это всегда болезнь, ослабляющая твою волю. Это когда боль другого человека ты воспринимаешь физически как свою. Поэтому нам очень тяжело приходится, когда любимым людям плохо, рано или поздно это, к сожалению, случается, и не всегда мы им можем помочь – это плата за сильное чувство. В общем, это такое гипертрофированное сопереживание. Более того, я не уверен, что настоящая любовь – лучшая основа для брака. Честно говоря, я видел больше счастливых семей, в которых любовь была умеренная. Но сам я, наверное, отношусь к такому типу людей, которые без этого болезненного чувства в ЗАГС не пойдут. Может быть, я даже и хотел бы изменить в этом плане свою ДНК, но, боюсь, уже поздно.
– Что еще кроме умеренной любви может стать основой для счастливого брака?
– Уважение. Очень важно иметь одну и ту же систему ценностей, одинаковую систему координат. Потому что даже сильная любовь в итоге проходит. Далее я бы отметил, что человек не должен тебя раздражать в мелочах. Мы вот часто говорим, что надо жениться на той и выходить замуж за того, кто не подставит тебя в трудную минуту, не бросит никогда. Но в семейной жизни этих моментов не так много, надо опять-таки постараться, чтобы у тебя появилась возможность действительно предать любимого человека. Чаще всего у нас проблемы другие: он на повышенных тонах разговаривает, а она – нет, ему одна нравится музыка, ей – другая. Проблемы мелкие, но из-за них люди, к сожалению, не могут жить вместе. Мне кажется, вкусы должны быть похожи, это говорит об одной и той же тонкой внутренней настройке. Одна и та же музыка должна нравиться не потому, что ее удобнее слушать, живя в одной квартире, а потому что одни и те же вкусы говорят о сходстве внутренних миров. Это важно.
– Вспомнился анекдот: «– О, Изя! Я слышал, ты женился? – Да. – Ну ты счастлив? – А шо делать…» Ты счастлив?
– А шо делать… Да счастлив, конечно.
– А есть что-то, что ты хотел бы изменить в своей жизни?
– Да, разумеется. Множество вещей. Я очень многое хотел бы поменять в самом себе. Это касается и силы воли, и профессионализма, и усидчивости. У меня реально много претензий к себе, нормальный такой мужской кризис среднего возраста, какой и должен быть в мои годы, в полный рост. Надо хотя бы в спортивный зал начать ходить.
– Чего ты в жизни боишься?
– Я ипохондрик. Простудившись, сразу начинаю писать завещание. Боюсь нищеты, старости. Боюсь несоответствия возраста образу жизни. Ну и конечно, главный страх – это несчастье тех, кого любишь.
– А хочешь чего?
– Во-первых, снять кино. И избежать тех вещей, которых боюсь.
– Веришь в Бога?
– Уж мне-то не верить!
– Поясни.
– В моей жизни было много вещей, совершенно невозможных с точки зрения обычной механики или физики. Вдруг, случайно происходили события, которые не должны, не могут случайно произойти. Значит, Он есть.
– Большинство сюжетов твоих рассказов построены на взаимоотношениях мужчины и женщины. Ты рассуждаешь с мужской позиции – это логично. А если бы тебе представилась возможность побывать на месте женщины?
– Ой, я бы с удовольствием! Хотел бы попробовать, каково это. Пол не готов менять, но в следующей жизни попробовать было бы интересно. Вот я устроил бы всем мужикам! Мы же примитивные, нами так легко управлять на самом деле. Женщины гораздо сложнее, они более высокоорганизованные и непредсказуемые существа. Думаю, я зажег бы!
